— Только собаки Миры де Фаль.
— Она вышла в тираж. Пришлите их в номер. Вскоре явился паж с двумя борзыми, четырьмя гордонами и мопсом. Белинда Уиндховер была в восторге: — Ой, собачки!
— Смотрите, как она их целует, дорогой Ритим. Станет она звездой, как вы полагаете?
— Слушайте, Махмуд, я вижу, вы избалуете эту девушку.
— Чепуха. Льщу себя надеждой, что я умею обходиться с людьми. Я хочу, чтобы вы куда-нибудь сводили ее, изучили ее психологию и написали бы для нее эффектную роль.
— Пусть она изучает роль. Психологию к чертям!
— Да будет вам, дорогой Ритим.
— Не стану, — заявил я. — Это мое последнее слово.
— Жаль! Жаль! Послушайте, взгляните-ка на паркет. Один квадратик вроде бы расшатался.
Пока я смотрел, он приподнял паркетину носком. Эффект был необычайный. Я как будто заглянул в бездонную глубину и увидел массу быстро-быстро двигающихся фигурок на сцене с декорациями огненного цвета. Мистер Махмуд водворил квадратик на место, и видение исчезло.
— Бррр!
— Как вы сказали, дорогой Ритим?
— Я сказал "да".
— Вы проведете вечер с мисс Уиндховер?
— Да.
— И изучите ее психологию?
— Да.
— Ага, вот и репортеры! Входите, джентльмены! Входите. Я хочу, чтобы вы все познакомились с мисс Белиндой Уиндховер. Она ушла из аристократического дома ради искусства. Запишите.
— Да ладно. Мы это знаем. Старомодные родители.
— Ну сфотографируйте ее. Вот она, готовится стать звездой кинофирмы "Махмуд пикчерс инкорпорейтед". Вот ее любимые собаки.
— Да ладно. Мы их знаем. Привет, Мирза! Привет, Бобблс! Ребята, помните время, когда они принадлежали Нэнси Норт?
— Она вышла в тираж.
— А Люсиль Лэси? Ее всегда снимали с мопсом.
— Она тоже вышла в тираж.
— Их, наверное, никто не дрессировал. Ладно. Наводи аппарат. А это что за тип?
— Я писатель.
— Чудненько! Придержи-ка штатив. О'кей. Снимаю. Мисс Белинда Уиндховер. А вы мистер Махмуд?
— Я изложу вам свои планы относительно возрождения Американской Кинопромышленности.
— Само собой. Давайте снимем Белинду с большими белыми псами. В них есть шик. Где ваши соболя, мисс Уиндховер?
— Соболей для мисс Уиндховер, дорогой Ритим.
— Есть. — Раздраженный, я снова взялся за трубку: — Соболей.
— Очень жаль, сэр, но в такое время суток невозможно купить соболей.
— Что за паршивая забегаловка! Разве в отеле нет соболей?
— Есть, сэр, и много. Например, у мисс Полины Пауэлл.
— Она вышла в тираж. Пришлите их в номер. Вскоре все снимки были сделаны. Репортеры удалились.
— Итак, молодые люди, я отсылаю вас, чтобы вы подружились.
— Ой, мистер Махмуд, а вы с нами не пойдете? — вскричала Белинда, хитренько надув губки и вильнув бедрами.
— Зовите меня просто Николя, милочка. Сегодня, увы, я не могу. У меня еще куча всяких дел.
— А это ничего, что меня увидят вместе с писателем?
— Мистер Ритим — очень известный писатель, милочка. И что еще более важно, он — моя правая рука.
— Да, я буду изучать вашу психологию. Будущая звезда немного приободрилась.
— Я хочу узнать все-все про свою психологию, — щебетала она, пока мы шли к лифту. — Я ведь буду незаурядной актрисой, мистер Ритим? Я буду интеллектуальной актрисой. А в то же время больше всего на свете я люблю стряпать простенькие блюда в простеньком платьице. Как только прославлюсь, я приглашу Кларка Гейбла, и Кэтрин Хэпберн, и Гарри Купера и угощу домашними печеньицами.
— Чудненько! Не расставайтесь с этой идеей. Она мне нравится.
— А вы мне расскажете все-все про мою психологию?
— Непременно, — сказал я. — Мы нырнем в нее вместе. Идемте же.
На другой день я провел много времени с мистером Махмудом. Его номер был полон орхидей и телеграмм.
— Люди начинают нервничать, — сказал он, потирая руки.
— Да.
— Нас ждут великие дела.
— Да.
— А как там наша Белинда? Придумаете роль под стать ее психологии?
— О да. Ручаюсь.
— Она… она вчера обо мне что-нибудь говорила?
— Говорила. Она считает, что вы потрясающий парень.
— Потрясающий парень, вот как? Ритим, нас ждут великие дела. Великие! Ну, бегите.
Я побежал в ресторан, где должен был встретиться с Белиндой. За ночь она, как видно, набралась уверенности в себе.
— Здравствуйте, мистер Ритим!
— Послушай, киностудия — самое демократическое заведение в мире. Можешь называть меня Чарли. — Ладно. Я ведь простая душа. Люблю стряпать. А как мистер Махмуд?
— Белинда, он от тебя без ума.
— Скажи-ка, он вправду крупный продюсер?
— Крупнейший. Ни у кого нет таких денег, как у него.
— Да, Чарли, так-то так. Но есть на свете кое-что, чего не купишь ни за какие деньги, по крайней мере в Англии. Или это я сама придумала?
— Ты имеешь в виду талант. Я ведь читаю твои, мысли, Белинда.
— Не смей. Понимаешь, у меня старомодные родители. Мне бы хотелось сыграть Джульетту.
— Это уже было.
— Не так, как сыграю я. Ты напишешь новый сценарий, специально для меня.
— Ладно. Мы его модернизируем. Квартира Капулетти находится в одном из небоскребов Нью-Йорка. Ромео — молодой оперативник из ФБР, он окончил Гарвард, но притворяется, будто учился в Йейле, чтобы сбить с толку гангстеров. Все Капулетти тоже учатся в Гарварде. Это создает почву для примирения и счастливого конца. Ромео увлекается альпинизмом; это создает почву для сцены на балконе. На балконе небоскреба. Только героя зовут не Ромео, а Дон.
— Разве он тогда не получится какой-то другой?
— Ты ведь знаешь, что Шекспир сказал: "Зачем Ромео ты?"— Это Джульетта сказала.
— Вот видишь, значит, были сомнения.
— Ты прав. А я вот что придумала: записывай мои мысли о Шекспире в книгу, а я потом поставлю свою подпись. Не хочу быть заурядной актрисой.
— Не будешь. Но нам пора к Махмуду. Он от тебя без ума.
— И он действительно самый крупный продюсер?
— Действительно. Но дай я шепну тебе на ушко. — Господи! Ушко как раковина! Прелестная розовая раковина! — Я хотел сказать: помни, что ты талантлива. Вчера вечером тебя только-только открыли. Сегодня ты то, что есть сегодня. Ты быстро проявляешь себя. Мысли в крупном масштабе. Никому не давай сковывать твой стиль. Даже Махмуду.
— Ни за что не дам. Ради искусства. Оно священно.
— Молодец!
Когда они вошли в номер, мистер Махмуд сжал обе ее руки в своих.
— Очень, очень мило со стороны очень, очень прелестной дамы навестить бедного старого кинопромышленника в его трущобе в "Биверли-Ритц"!
— Ники, Чарли придумал мне роль, Джульетту, но гораздо лучше.
— Отлично. А кого вы метите на роль Ромео, дорогой Ритим?
— Да кого угодно.
— Он должен карабкаться по фасаду небоскреба, Ники. Чтобы я могла сыграть сцену на балконе с розой в руках.
— А вашим голливудским героям-любовникам это под силу, Ритим? Они ведь все не так молоды, как хотелось бы.
— Конечно. Вскарабкаются куда угодно. И вот еще что, при создании роли надо выработать кое-какие черты Жанны д'Арк. Она спасет Нью-Йорк.
— От чего?
— От гангстеров. А знали бы вы, из-за чего зритель валом повалит.
— Ну?
— В фильме будут стрелять настоящими пулями.
— Эх, Ритим! Полно, полно! В конце концов, знаете ли, в каждой игре есть свои правила. Даже я…
— Выслушайте меня! — вскричал я. — Этого требует роль. Ты согласна, Белинда? Как может она вжиться в образ, выложить всю себя, если вы жалеете для нее пули?
— Мне кажется, пули должны быть настоящие, Ники.
— Конечно, — настаивал я. — Вы думаете, стала бы Теда Бара играть Клеопатру без настоящих жемчужин?
— Играла же без настоящего аспида, — ухватился за соломинку Махмуд. Этот довод я разбил: — Аспид был настоящий, только старый. С вырванными зубами. Можете употребить старые пули. Можете даже пригласить старых гангстеров, а потом пустить слух, что они умерли от разрыва сердца.
— Вы что-то решительно настроились, дорогой Ритим.
— Решительно? Дайте мне добраться до павильона!
— Может, там будет паркетный пол?
— Все может быть, — ответил я подавленно. — Может быть, мы будем стрелять холостыми патронами. Может быть, я пойду за настоящими жемчужинами. Потому что я хочу придать роли некоторые черты Клеопатры, когда ее приносят закутанную в ковер.