— Разумеется, здесь, — обиженно сказал старик. — Не стану же я предлагать вам пустую бутылку. За кого вы меня принимаете, молодой человек? По правде говоря, мне не хочется с ним расставаться, я к нему привязан, но вы все же мой первый покупатель, я столько лет ждал.
Фрэнк снова поднес к уху бутылку: "Выпустите меня. Выпустите. Ну, пожалуйста. Испо… " — Боже! — вырвалось у Фрэнка. — И он все время так?
— Наверное. Признаться, я редко его слушаю. Предпочитаю радио.
— Похоже, бедняге там несладко, — с сочувствием заметил Фрэнк.
— Возможно. Кажется, они не любят свои бутылки. А мне бутылки очень нравятся. Есть в них некая притягательность. Помнится, я как-то…
Но тут Фрэнк его перебил: — Скажите, он действительно неопасен?
— Помилуйте, совершенно безвреден. Некоторые считают их коварными, — дескать, сказывается восточная кровь, и вообще — никогда не замечал за ним ничего подобного. Я часто его выпускал; он все как просишь выполнит-и опять в бутылку. Должен сказать, это настоящий профессионал.
— Неужели может выполнить любое желание?
— Любое.
— И сколько вы за него возьмете? — спросил Фрэнк.
— Ну, не знаю. Миллионов десять.
— Ого! Я не миллионер. Но если он действительно так хорош, не уступите ли вы его в рассрочку?
— Не волнуйтесь. Хватит и пяти долларов. У меня действительно есть все, что я хотел иметь. Вам завернуть?
Фрэнк отсчитал пять долларов и поспешил домой, изо всех сил стараясь не разбить драгоценную ношу. Войдя в комнату, он тут же вытащил пробку. Из бутылки вырвалась мощная струя прогорклого дыма, который мгновенно сгустился, превратившись в увесистого, шести с лишним футов великана типично восточной наружности, со свисающими складками жира, крючковатым носом, с мощным двойным подбородком и свирепо поблескивающими белками глаз — вылитый кинорежиссер, только покрупней калибром.
Фрэнк, не сразу сообразив, что бы такое попросить, приказал принести шашлык, кебаб и рахат-лукум. Через секунду все было перед ним.
Оправившись от изумления, Фрэнк отметил, что принесенные кушанья отменного качества и к тому же искусно разложены на золотых, отполированных до зеркального блеска блюдах с тончайшей гравировкой. Судя по всему, он действительно получил первоклассного слугу. Фрэнк ликовал, но виду не показывал.
— Золотые блюда превосходны, — небрежно обронил он. — А теперь приступим к делам более важным. Мне необходим дворец.
— Слушаю и повинуюсь, — почтительно вымолвил смуглый великан.
— Солидный, построенный с соответствующим размахом, в удобном месте, с соответствующей мебелью, соответствующими картинами, мраморными статуями, драпировками и прочими соответствующими вещами. Побольше тигровых шкур. У меня к ним слабость.
— Все будет исполнено, господин.
— Вообще я в душе художник, — пояснил Фрэнк. — Твой прежний хозяин это сразу понял. Так вот, из любви к искусству я вынужден потребовать, чтобы на каждой из шкур лежало по молодой женщине. Они могут быть блондинками, брюнетками, пышными как Юнона и миниатюрными, томными и живыми, всякими — но обязательно красивыми. И не стоит их одевать. Не выношу одежду, это такая пошлость. Ну что, справишься?
— Справлюсь, господин.
— Я жду, действуй.
— Покорнейше прошу вас на минутку закрыть глаза, когда вы их откроете, обнаружите все, что только что перечислили.
— Ладно, — согласился Фрэнки добавил: — Только без шуточек у меня.
Итак, он закрыл глаза. Со всех сторон доносилось приятное, с легким присвистом жужжание. Отсчитав ровно минуту, Фрэнк открыл глаза и огляделся. Над ним и впрямь возвышались своды дивного дворца, укомплектованного полным набором колонн, статуй, картин и прочего доступного лишь воображению великолепия, к тому же его взгляд то и дело упирался в тигровые шкуры, на которых возлежали ослепительные юные красавицы в первозданном, не опошленном одеждами виде.
Трудно передать восторг, охвативший Фрэнка. Он будто пчелка, ненароком залетевшая в цветочный магазин, перепархивал от одной тигровой шкуры к другой. И всюду его встречали чарующей улыбкой, и каждый взгляд манил смелым или тайным призывом. Здесь легкая краска смущения и потупленные глаза, а чуть поодаль жаркий румянец страсти. Вот плечо, оживший мрамор. А вот призывающие к объятью руки, но какие! Кто-то пытается не выдать чувства, напрасные старанья. Кто-то откровенно радуется его любви.
— Я прекрасно провел время, — признался Фрэнксвоему джинну час спустя. — Лучше просто некуда.
— В таком случае осмелюсь попросить вас об одной милости, — сказал великан, занятый в этот момент приготовлением собственного ужина. — Назначьте меня дворецкими главным распорядителем развлечений, избавьте меня от моей мерзкой бутылки.
— Что ж, я не против, — великодушно согласился Фрэнк. — Ты так хлопотал, старался, у меня язык не повернется, чтобы приказать тебе убраться обратно в бутылку. Изволь, дворецким так дворецким, только уговор — без стука ко мне не входить, сам понимаешь. И еще — никаких шуточек.
Расплывшись в подобострастной улыбке, джинн исчез, а Фрэнк устремился к своему гарему, где и провел вечер с не меньшей приятностью, чем вышеупомянутый час.
В чудных наслаждениях мелькали неделя за неделей, но постепенно Фрэнк сделался чуть blase [2], начал привередничать (от этого его не спас бы и лучший из лучших джиннов), все чаще находил поводы для недовольства.
— Слов нет, они необыкновенно милы, — однажды заявил он своему дворецкому, — особенно для того, кто действительно умеет ценить такую прелесть, но, видимо, все же далеки от совершенства, иначе бы они мне не надоели. Да, я ценю красоту, но истинную; мне нужна бесспорно прекрасная женщина. Забирай своих красавиц. Вместе с тигровыми шкурами. Оставь мне только одну шкуру.
— Слушаю и повинуюсь, — сказал джинн. — Готово.
— И на эту шкуру помести саму Клеопатру. Не успел он моргнуть, перед нам очутилась Клеопатра, и надо признаться, она была просто великолепна.
— Здравствуйте! — сказала царица. — Это я, и опять на какой-то тигровой шкуре!
— Опять! — изумленно воскликнул Фрэнк, тут же вспомнив старика из магазина. — Можешь ее унести. Елену Прекрасную, пожалуйста.
Через миг Елена Прекрасная была ему доставлена.
— Здравствуйте! — сказала Елена. — Это я, и опять на какой-то тигровой шкуре!
— Опять! — снова воскликнул Фрэнк. — Проклятый старикашка! И эту забирай. Королеву Гвиневеру.
Супруга короля Артура слово в слово повторила реплики своих предшественниц; то же самое Фрэнк услышал от мадам Помпадур, леди Гамильтон и прочих прославленных красавиц, которых ему удалось вспомнить.
— Теперь мне понятно, почему у этой старой развалины такой жалкий вид! Старый греховодник! Загубил мне все удовольствие! Ну да, я ревнив; кому охота быть вторым после какого-то старикашки. Где же мне отыскать существо, достойное объятий ценителя совершенной красоты?
— Если вы удостоите вниманием вашего покорного слугу, — отозвался джинн, — то я напомню вам об одной бутылочке, той самой, которую мой прежний хозяин ни разу не откупоривал, ибо я принес ее, когда подобные вещи потеряли для него всякую прелесть. А ведь считается, что в этой бутылке спрятана прекраснейшая из всех земных красавиц.
— Да, да, припоминаю, — оживился Фрэнк. — Сейчас же принеси мне эту бутылку.
Через несколько секунд бутылка стояла перед ним.
— Отпускаю тебя до вечера, — сказал Фрэнк своему дворецкому.
— Благодарю, мой господин. Я тогда слетаю в Аравию, навещу свое семейство, давненько их не видел. — И он с поклоном растворился в воздухе. А Фрэнк принялся сосредоточенно откупоривать бутылку, что почти сразу ему удалось.
Перед ним предстала девушка невероятной красоты. Все его предыдущие именитые гостьи выглядели бы рядом с ней сущими ведьмами.
— Где я? — изумленно промолвила красавица. — Что это за чудный дворец? Почему подо мной расстелена тигровая шкура? И кто этот юный прекрасный принц?
— Да ведь это я, — в восторге завопил Фрэнк, — я! День промелькнул как одно райское мгновение. Фрэнк и не заметил, как снова появился джинн, нагруженный провиантом для ужина. Конечно же, Фрэнк собирался разделить трапезу со своей чаровницей, благодаря которой он узнал истинную любовь. Даже джинн при виде такой красоты закатил свои свирепые глазищи.