— Я не расслышал, как вас зовут, — сказал Филип. Партнерша шевельнула бесцветными губами.
— Офелия, — сказала она.
— Прошу прощения, — сказал Филип.
Он поскорее разыскал Дьявола.
— Так что же, — сказал этот достойный господин, — вы все еще не верите, что добровольные утопленники заслужили вечное проклятие?
Филип вынужденно согласился.
— Вы даже не представляете, как тоскует эта бедняжка, — участливо сказал Дьявол. — А ведь она здесь всего несколько сотен лет. Что это в сравнении с вечностью?
— Капля. Капля в море, — сказал Филип.
— Какие у нее партнеры, сами видите, — продолжал князь тьмы. — Всякий раз, когда они танцуют, они доставляют друг другу то маленькое неудобство, которое так обескуражило вас.
— А зачем им вообще танцевать? — спросил Филип.
— А почему бы и нет? — пожал плечами Дьявол. — Выкурите еще сигарету.
Потом он предложил пройти в его кабинет для делового разговора.
— Итак, мой дорогой Вествик, — сказал он, когда оба уютно устроились в креслах, — какое же дельце мы с вами обстряпаем? Разумеется, я могу отменить все, что произошло. В этом случае вы опять окажетесь на парапете, готовый к прыжку, — словом, каким я вас застал, когда ухватил за лодыжку. Вскоре после этого вы объявитесь в танцевальном зале, который только что видели, а будете вы толстый или тонкий — это уж как распорядится водная стихия.
— Сейчас ночь, — сказал Филип. — Река течет со скоростью четыре мили в час. Меня вряд ли обнаружат, и река унесет меня в море. Да, скорее всего я пополню ряды толстых. Что меня особенно поразило в них — это отсутствие либидо, или СА [44], если вы знаете эти слова.
— Приходилось слышать, — улыбнулся Дьявол. — Возьмите сигару.
— Спасибо, не хочу, — сказал Филип. — Какую же альтернативу вы предлагаете?
— Вот наш типовой договор, — сказал Дьявол. — Возьмите, возьмите сигару. Смотрите: баснословное богатство, еще пятьдесят лет жизни, Елена Троянская… это, впрочем, старый пункт… Пусть будет мисс… — он назвал имя восхитительной кинозвезды.
— Ну конечно, — сказал Филип, — вот и оговорочка насчет моей души. Это существенно?
— Это обычно, — сказал Дьявол. — Не нам это менять. Вот здесь подпишитесь.
— Не знаю, — сказал Филип, — наверное, я не буду подписывать.
— Что?! — вскричал Дьявол. Наш герой поджал губы.
— Я не хочу оказывать на вас давление, мой дорогой Вествик, — сказал Дьявол. — Но точно ли вы уяснили разницу: явиться сюда завтра добровольным утопленником или появиться здесь — причем через пятьдесят упоительных лет! — в качестве нашего служащего? Вы видели наших служащих — это они беседовали с брюнеточкой у стойки. Прелестная девушка!
— Все равно, — сказал Филип, — наверное, я не буду подписывать. А за хлопоты спасибо.
— Хорошо, — сказал Дьявол. — Отправляйтесь назад.
Все оборвалось в Филипе, словно он ракетой взмыл ввысь. Но он сохранил присутствие духа, устоял на ногах, оказавшись на парапете, и шагнул в правильную сторону.
ЧУДЕСА НАТУРАЛИЗМА
Жил-был молодой скульптор по имени Юстас, горячий поборник натурализма. На современный вкус, даже слишком горячий. Вот и приходилось ему чуть не каждый вечер, часам к семи поближе, бегать по знакомым, вообразив с голодухи, что вдруг возьмут да и оставят на ужин. "Эх, — рассуждал он про себя, — сколько камня надо искромсать, пока вырубишь крошечный ломтик хлеба! Ну ничего, скоро разбогатею — все пойдет по-другому".
Нанюхавшись аппетитных запахов жареного и терпких ароматов пареного, долетавших из кухни, он приходил в экстаз, клялся в нерушимой верности идеалам и громил абстракционистов почем зря. Но природа и искусство будто сговорились доконать беднягу Юстаса: раздразнив для начала сытным духом его слюнные железы и исторгнув из них неудержимые потоки, они подсовывали ему для обличительных нападок модернистов позаковыристей, вроде Бранкузи, Липшица и Бжески.
Действие этих малопривлекательных гейзеров сказывалось в первую очередь на хозяйках, которые требовали незамедлительно избавиться от Юстаса. Тут уж все средства были хороши; самые жалостливые совали ему в руки билет на какое-нибудь представление и умоляли поторопиться, а то не дай бог начало пропустит.
Таким вот манером, облизнувшись однажды вечером на увесистый ростбиф, Юстас нежданно-негаданно очутился перед Чарли Маккарти, знаменитой говорящей куклой. Взор изголодавшегося скульптора был неумолим и придирчив.