— Это моя земля! — голосил помешанный. — Ее сотворили для меня! Какое счастье, что я не поехал в Марокко! Это ваша деревня? Изумительно! А дома-то, поглядите — в три, в четыре этажа. Почему они — выглядят так, точно их нагромоздили пещерные жители — да-да, пещерные жители, не нашедши в скалах никаких пещер? А может, тут и скалы были да осыпались — вот оголенные пещеры и сгрудились на солнцепеке? Почему у вас нет окон? Нравится мне эта желтая колокольня. В испанском духе. А здорово, что колокол висит в железной клетке! Черный, как ваша шляпа. Мертвый. Может, потому здесь и тихо? Мертвый звук-висельник в лазури! Ха-ха! Разве не забавно? Или вам не по нутру сюрреализм? Тем хуже, друг мой, ибо вы, кстати, как раз и есть сырье для сновидений. Мне нравится, что вы все в черном. Тоже небось на испанский манер? Вы как прорехи в белом свете.
— До свидания, — сказал Фуараль.
— Погодите минутку, — попросил чужак. — Где бы мне тут приютиться? Гостиница у вас есть?
— Нету, — сказал Фуараль, заворачивая во двор.
— Вот черт! — сказал чужак. — Ну у кого-нибудь хоть можно переночевать?
— Нет, — сказал Фуараль. Дуралей был малость озадачен.
— Ладно, — сказал он наконец. — Пойду, по крайней мере, осмотрюсь.
И пошел по улице. Фуараль видел, как он заговорил с мадам Араго, и та покачала головой. Потом он сунулся к пекарю, пекарь тоже дал ему от ворот поворот. Он, однако же, купил у него каравай хлеба, а у Барильеса сыра и вина, сел на скамеечку, подзакусил и давай шляться по косогорам.
Фуараль решил за ним приглядеть и отправился на деревенскую верховину, откуда виден был весь склон. Дурень шатался без всякого толку: ничего не трогал, ничего не делал. Потом он вроде как стал пробираться к усадебке с колодцем, за несколько сот ярдов от деревни.
А усадебка-то принадлежала Фуаралю, через жену досталась: хорошее местечко, был бы сын, там бы и жил. Завидев, что чужака понесло в ту сторону, Фуараль пошел за ним без лишней, сами понимаете, спешки, но не так чтобы медленно. И точно, на месте оказалось, что дурень тут как тут, заглядывает в щели ставен, даже дверь подергал. Мало ли что было у него на уме.
Фуараль подходит, тот оборачивается.
— Здесь никто не живет? — спрашивает.
— Нет, — сказал Фуараль.
— А кто хозяин? — полюбопытствовал чужак. Фуараль не знал, что и ответить. Потом все-таки признался, что он и есть хозяин.
— А мне вы дом не сдадите? — спросил чужак.
— Для чего? — спросил Фуараль.
— Как то есть! — сказал чужак. — Чтобы жить.
— Зачем? — спросил Фуараль. Чужак тогда выставил руку, загнул большой палец и говорит, нарочито медленно.
— Я, — говорит, — художник, живописец.
— Ага, — говорит Фуараль.
Чужак загибает указательный палец.
— Я, — говорит, — смогу здесь работать. Мне здесь нравится. Нравится обзор. Нравятся те два ясеня.
— Ну и хорошо, — говорит Фуараль. Тогда чужак загибает средний палец.
— Я, — говорит, — хочу прожить здесь шесть месяцев.
— Ага, — говорит Фуараль.
Чужак загибает безымянный.
— Прожить, — говорит, — в этом доме. Который, с вашего позволения, выглядит на желтой земле точно игральная кость посреди пустыни. Или он больше похож на череп?
— Ого! — говорит Фуараль.
А чужак загибает мизинец и говорит: — За сколько франков — вы разрешите мне — жить и работать в этом доме шесть месяцев?
— Зачем? — говорит Фуараль.
Тут чужак аж затопотал. Вышел целый спор; наконец Фуараль взял верх, сказав, что в здешних краях никто домов не снимает: у всякого свой есть.
— Но мне-то надо снять этот дом, — сказал чужак, скрежеща зубами, — чтобы картины здесь рисовать.
— Тем хуже для вас, — сказал Фуараль. Чужак разразился воплями на каком-то неведомом наречии, едва ли не сатанинском.
— Ваша душа, — сказал он, — видится мне крохотным и омерзительно кругленьким черным мраморным шариком на выжженном белом солончаке.
Фуараль сложил в щепоть большой, средний и безымянный пальцы, а указательным и мизинцем ткнул в сторону чужака: пусть его обижается.
— Сколько вы возьмете за эту лачугу? — спросил чужак. — Может, я ее у вас куплю.
И Фуараль с большим облегчением понял, что это, оказывается, простой, обычный, жалкий идиот. У него и штанов-то нет, чтоб как следует прикрыть задницу, а он зарится на этот прекрасный крепкий дом, за который Фуараль просил бы двадцать тысяч франков, было бы у кого просить.
— Ну! — сказал чужак. — Так сколько же? Фуаралю надоело зря время терять, и он былне прочь напоследок слегка позабавиться, вот они сказал: — Сорок тысяч.