— И добра была? — снова спросила Вики.
— Очень. Это потом стали поговаривать, будто она… слегка изменилась. Но я познакомился с ней, когда она была почти девочкой. Видно, впервые покинула отчий дом. Да, очень добра. "Ее прелестный призрак"! Подумать только! Я рад, мой мальчик, что ты опекаешь это старое гнездо. Как жаль, что оно может превратиться… в руины. О Боже!
— Какие руины? О чем вы, дядя Бен?
— Чем это пахнет? — не отвечая на вопрос, воскликнул дядя Бен. — Где-то горит! Точно!
— Горит? — переспросил Марк.
— Я-то знаю! Не падайте духом и молитесь! Всем оставаться на местах! Я скоро вернусь. — И он выскочил за дверь.
Марк и Вики долго молча смотрели друг на друга, первым опомнился Марк: — Черт возьми! Что это со стариканом? Неужели спятил?
— А ведь в самом деле пахнет гарью, — сказала Вики. — Может, он оставил в погребе зажженную сигарету?
— Может, и оставил. Ничего, если что-нибудь серьезное, он нас крикнет.
Ждать мистера Мерчисона пришлось недолго.
— Померещилось, — успокоил он, опять сияя улыбкой. — Вечная моя мнительность.
— Но у вас же все лицо в саже! — воскликнула Вики. — А взгляните на свои руки! Дядя Бен, вы оставили в погребе сигарету!
— Сигарету… Да-да, припоминаю, оставил. Вики, ты только не сердись на меня.
— "Не сердись", — рассмеялся Марк. — Нет, мы очень на вас сердиты — за то, что вы рано спохватились. Дали бы этому постылому домине спокойненько догореть.
— Не надо так шутить, мой мальчик. Это же квалифицируется как поджог. И потом, дом это тебе не… не стог сена. Старый дом никогда не умирает, Марк. Он живет воспоминаниями.
— Нас с Вики ему будет тошно вспомнить, — заметил Марк.
— Если я верно понял, вы не слишком им дорожите, — сказал мистер Мерчисон. — Так, по-твоему, его трудно будет сдать или продать?
— Не трудно, а невозможно, — уточнил Марк.
— Возможно. Продай его мне, — заявил мистер Мерчисон.
— Вам?! — воскликнула Вики. — Дядя Бен, и вы сможете жить в этих мрачных стенах? В полном одиночестве?
— Ну, я вовсе не нахожу их мрачными и думаю, мне не будет здесь одиноко.
События стремительно развивались. Буквально через несколько недель Марк и Вики вернулись в свой лондонский особняк. К ним то и дело заходили многочисленные друзья мистера Мерчисона, и все в один голос спрашивали: — Ну как ему там? Нравится?
— Вполне, — отвечал Марк. — Все-таки дядя Бен отличный малый. Настоящий Мерчисон. Правда, он позволяет себе теперь маленькие капризы. Вы слышали эту историю с пожарниками?
— Какую? Расскажите! — просили гости.
— Так вот, — начинал Марк, — первым делом он устроил скандал в тамошней пожарной части. Дескать, оборудование у них никудышное. Писал какие-то петиции, устраивал собрания, обошел всех местных фермеров и бог знает кого еще…
— А дальше что?
— А дальше он выписал им чек или что-то в этом роде. Его выбрали главным, теперь он начальник пожарной службы. Мы заезжали туда на прошлой неделе; его подчиненные жалуются, что он из них душу вытряс на всяких учениях. Мы видели, как они полным составом носятся по деревне в новом автомобиле, наш дядя Бен рядом с шофером так и сияет, а в руках у него здоровенный топор.
— Да, пожаров он всегда боялся, — обязательно вспоминал кто-нибудь из гостей.
БЕЗ ПОСРЕДСТВА ГОЛСУОРСИ
После гольфа, едва с поля, я повел носом. "Черт побери! — говорю себе. — Тянет поэзией!" Всегда это чую: есть во мне такая жилка. "Откуда бы это? — говорю себе. — Закатные тона? Раунд за восемьдесят ударов? Или что?" Прошел мимо парочки школьниц: стоят у ворот, пересмеиваются. Могу себе представить их разговоры-одна другой: "Кто это с такими лихими усами?" — а та ей: "Как, да это же наш красавец майор!" Жизнь вдруг заиграла, как шампанское в бокале. Челтнем словно был писан маслом на холсте, и отличнейшие люди населяли этот превосходный пейзаж. Вот "Бунгало в Пуне". Доброе старое бунгало! Вот "Амритсар". Привет, "Амритсар"! А вот моя конурка — "Лавры". Замечаете название? Все та же поэтическая жилка. Может, лучше бы мне родиться заурядным, тупым чурбаном-солдафоном. Впрочем, если бы не эти пролазы-социалисты…
Ну, захожу. Адела выглянула из гостиной. Ах ты, старушка Адела! Надежная, испытанная. Любой переход нипочем, дети-вот они, а какие волосы! И шипит на меня. "Явилась", — говорит.
Я понял, о чем она: мы друг друга — с полуслова. Новая горничная заступила. "Прекрасно! — говорю. — Вели подать мне чаю в логово".