С утра 18 июня в Питерсберг начали прибывать новые подкрепления, отправленные Ли, наконец разобравшемся в хитроумном маневре Гранта. И новые атаки северян на город (18—19 июня) были уже отбиты с серьезными для тех потерями. Из-за не всегда аккуратной статистики у северян и почти всегда приблизительной (часто заведомо неверной) у мятежников сложно вывести точные цифры о соотношении сил у Питерсберга в те дни. Но совершенно очевидно, что оно выражалось не просто в перевесе северян, а в их огромном превосходстве. Так, американский историк А. Бэрне, специально уточнявший этот вопрос, полагал, что это соотношение в пользу северян выглядело так (в тыс. человек): 14 июня — 16:11; 15-е, в полдень, — 36:19, в 19.00 — 60:20; 16-е, в 10.00. — 76:27; 17-е, на рассвете, — 96:31; 17-е, вечером, — 112 : 31; 18-е, в 10.00, — 112:50[15]. С 18 июня началась осада Питерсберга.
Когда Грант узнал, как подвели его Смит и Батлер, он обратился к Линкольну с требованием уволить Батлера. Но президент отказался: приближались выборы, а Батлер имел большой политический вес в важном для Союза штате Массачусетс. В итоге Лягушка (так называли Батлера из-за специфических черт лица) сохранил свое место для новых ошибок, стоивших жизней тысячам северян. Отметим, что даже Линкольн порой смешивал политические соображения с чисто военными в ущерб последним. Со Смитом же Грант обошелся проще — немедленно демобилизовал его, Плешивый до последних дней жизни сохранил ненависть к Гранту, когда-то, в Чаттануге, извлекшему его из безвестности; он даже опубликовал несколько «антигрантовских» статей со стандартным набором «обвинений» — Грант постоянно пьет, он мясник, не жалеющий солдат, плохой стратег и т.д., и т.п.
А осада затянулась. Никто не подозревал тогда, что продлится она до 3 апреля 1865 г., когда вместе с Питерсбергом падет и Ричмонд и рухнет вся оборона Конфедерации. Стороны стягивали к этому важнейшему участку силы, северяне привезли туда на специальной железнодорожной платформе 13-дюймовую мортиру «Диктатор», о которой ходили легенды. «Диктатор» палил по Питерсбергу прямо с платформы, которая уже на пятом выстреле разлетелась вдребезги от детонации. Мортиру переволокли на помост, но в дальнейшем она себя не оправдала и в конце сентября была увезена на склад в Сити-Пойнт. Сейчас «Диктатор» красуется в виде памятника перед капитолием штата Коннектикут в Хартфорде. Впрочем, и в нескольких городах есть «настоящие» «Диктаторы»: ведь серийных номеров тогда не было, так что спор этот бесконечен, подобно спору греческих городов за право считаться родиной Гомера.
В ходе осады произошел эпизод, навсегда вошедший в историю этой войны. По предложению Г. Плэзентса, командира 48-го пенсильванского полка, сформированного в основном из шахтеров, 25 июня началась прокладка туннеля длиной в 500 футов. Скрытно рывшийся туннель провели прямо под позиции южан, чтобы взорвать их фугасом огромной мощи. Мятежники, узнав о строительстве… из северных газет, пытались обнаружить туннель, но не сумели и решили, что это обычная репортерская утка. А талантливый Плэзентс «попутно» изобрел оригинальный метод вентиляции шахт. К концу июля все было готово к взрыву, и Грант назначил его на 3 часа 30 минут утра 30 июля.
Однако генерала в очередной раз постигла вереница неудач. Вначале отсырел запал 8-тонного фугаса, и смельчакам-шахтерам Дж. Даути и Г. Ризу пришлось с риском для жизни менять его. А накануне операции Грант узнал, что Бэрнсайд выделил для авангарда прорыва негритянскую дивизию (причины очевидны!), лишь после нее намереваясь пустить «белые» части. Командующий категорически запретил это делать, но «обиженный» генерал, вместо того чтобы пустить в прорыв самую опытную дивизию, предложил своим командирам… бросить жребий! В итоге «победил» бестолковый генерал Дж. Ледли, трус и горький пьяница, который перед атакой пропал, не отдав подчиненным должных распоряжений. Позднее выяснилось, что Ледли в те часы распивал спирт с приятелем, которым был не кто иной, как генерал Э. Ферреро, командир негритянской дивизии, оставленной им на произвол судьбы.
Взрыв произошел около 5 часов утра, когда уже рассвело, и эффект страшного ночного землетрясения был скомкан. Огромный участок траншей мятежников взлетел в воздух и опустился прямо на головы приготовившихся к атаке солдат Ледли, в ужасе наблюдавших за невиданной картиной. В итоге эта «ударная» дивизия почти в полном составе бросилась бежать, решив, что коварные джонни изготовили какое-то дьявольское оружие. Уцелевшие от взрыва мятежники (многие из них, в отличие от северян, еще спали) также кинулись бежать, полностью обнажив участок прорыва. Но атака запоздала, была проведена неуверенно, робко, а затем северяне и вовсе остановились у гигантской воронки, блокировавшей им путь. Воронка дала название бою этого дня — бою у Воронки, — превратившись в имя собственное. (Ее размеры составляют 170X90 футов, глубина — 30 футов. Место боя и сама Воронка стали одним из мемориалов войны.)
Итак, растерявшиеся и пораженные размерами Воронки северяне топтались в замешательстве у ее краев. Командиры, в том числе и отвечавший за операцию Бэрнсайд, не торопили их. А Ли немедленно перебросил к Воронке свежие части. Южане срочно установили орудия на ближнем Кладбищенском холме, обрушив оттуда на северян мощный огонь. Это было мрачным напоминанием о Геттисберге, как и о том, что Грант приказал первым же ударом-броском после взрыва занять именно этот холм, где еще несколько минут назад никого и ничего не было. В начавшейся панике многие северяне попадали в Воронку (или специально спрятались туда от обстрела), куда опытные канониры Ли навесом посылали снаряд за снарядом. Грант приказал Бэрнсайду срочно контратаковать, но тот промедлил с этим более часа, когда атака стала уже бессмысленной. Катастрофу у Воронки часто сравнивают с кровавым поражением у Фредериксберга в декабре 1862 г. (в нем, кстати, также был повинен Бэрнсайд). На этот раз из брошенных на верную гибель 20 тыс. северян 3798 были убиты, ранены или попали в плен. Мятежники (с учетом погибших при взрыве фугаса) потеряли в общей сложности около 1,5 тыс. человек[16], а всего их было в бою около 11,5 тыс.
По представлению Гранта Бэрнсайд был вскоре снят с поста командующего корпусом, а в апреле 1865 г. уволен из армии. Предусмотрительный Ледли успел подать прошение об отставке, а вот Ферреро, напротив, спустя всего четыре месяца был повышен в звании до генерал-майора за «похвальную службу в нынешней кампании у Ричмонда и Питерсберга» — так говорилось в приказе, звучавшем как издевка над погибшими в Воронке неграми. Причина стереотипна: и Ледли, и Ферреро были политиканами из Нью-Йорка, что вначале сделало их «командующими» и «генералами», а затем спасло от сурового наказания.
Обидный и нелепый разгром у Воронки, провал столь тщательно готовившейся операции не выбили Гранта из колеи. Он продолжал сжимать кольцо блокады вокруг Питерсберга, одновременно делая выпады против армии Ли, стоявшей неподалеку. Не обескуражила генерала и попытка покушения на него. 9 августа два южанина-диверсанта, проникнув под видом грузчиков прямо к штаб-квартире Гранта в Сити-Пойнт, взорвали пришвартованную рядом у берега баржу со снарядами, которые как раз перегружали в обоз. От страшного взрыва погибли 53 человека, множество ранены, но Грант, сидевший совсем близко, перед своей палаткой (это было его любимое «рабочее место»), вообще не пострадал, если не считать запачканного комьями грязи мундира. А к 21 августа северяне блокировали еще одну железную дорогу, Уэлдонскую, важную и для Питерсберга, и для армии Ли.
Противостояние сторон у Питерсберга превратилось в войну траншей, войну на выдержку, на профессионализм, на умение мобилизовать все силы. Некоторые авторы считают, что подобной борьбы «мир никогда прежде не видел и не увидит снова еще 50 лет»[17], т.е. до времен первой мировой войны. Но в целом к осени накал боев у Питерсберга стал спадать: северяне понимали, что блокада рано или поздно принесет свои плоды, а мятежники отчасти смирились с невозможностью отбросить Потомакскую армию от города и с занятых ею участков железных дорог. Кроме того, взаимные потери были настолько велики, что Ли уже не мог рисковать, а Грант не особенно стремился — ведь все поворачивалось в его пользу. К началу осени Потомакская армия и армия Северной Виргинии достигли нижнего предела своей численности; у Гранта и Мида было 59 тыс. человек (вместо обычных 100—110 тыс.), у Ли — примерно 35—40 тыс.