Однако ровно в пять часов, когда все мы сидели за столом, кто-то запыхавшись вбежал в большую столовую и еще с порога громко закричал по-английски:
— Бирд прилетел!
Все толпой бросились на двор. Над нашими головами в ярком солнечном небе широкими кругами кружилась черная птица. Застучали моторные лодки. Это американцы спешили на берег, и через несколько минут самолет благополучно снизился, скользнув по утоптанному снегу на толстых деревянных лыжах.
Все, что было живого на Шпицбергене, все сгрудилось около самолета. Не спрашивая еще о результатах полета, все решили, что Бирд был на полюсе. Американцы вынесли летчика на руках из самолета, крича хриплое «ура», Амундсен первый подошел и поцеловал Бирда, и вскоре американцы перебрались на корабль.
Бирд и тут отказался дать журналистам какие-нибудь сведения о своем полете, и только когда его собственные телеграммы пошли в Европу и Америку, он рассказал нам, что он благополучно пролетел до полюса, сделал над полюсом круг, вернулся обратно, совершив полет в четырнадцать с половиной часов.
Мы вернулись в столовую в несколько пониженном настроении. Особенно это чувствовалось по лицу Нобиле, он даже стал несколько раздражительным. Это и понятно. Для Амундсена, кроме открытия полюса, оставалась еще возможность первых научных изысканий на этой замечательной точке земной поверхности и предстояла великая задача первому пролететь из Европы в Америку над северной ледяной пустыней. Для Нобиле же полет Бирда был более сильным ударом. «Норвегия» должна была доказать, что такие задачи, как полет на полюс, под силу только дирижаблям. Но вот внезапно аэроплан — соперник дирижабля — совершил великий перелет до полюса и обратно.
Амундсен улетает
Еще громче застучали молотки в зеленом эллинге, а вскоре зашумели приведенные в порядок моторы. Погода стояла все время благоприятная для перелета. Капризный Шпицберген изменил себе. Правда, метеорологические сводки мы имели только с юга, но все заставляло предполагать, что на севере установилась надолго хорошая погода и все благоприятствует перелету.
В понедельник 10 мая было решено, что «Норвегия» вылетит ночью, когда солнце все-таки ниже и не так действует на оболочку дирижабля. Все было готово к отлету, но вечером разразился шквал, и отлет пришлось отложить на неопределенное время. Шквал утих так же быстро, как и налетел, и тогда решено было, что полет состоится утром. Нобиле настаивал на отлете не позже четырех-пяти часов утра, для того чтобы использовать хоть утренние часы, но сборы затянулись.
«Норвегия» отлетела в десять часов утра 11 мая 1926 года.
Последнюю ночь на острове почти никто не спал. Шли последние приготовления. Для многих решался вопрос, полетят ли они дальше или нет. Дело в том, что нас прилетело на Шпицберген девятнадцать человек, на Шпицбергене ждали Амундсен и Эльсворт. Дальше же лететь могли только шестнадцать или семнадцать человек, что зависело от последних измерений подъемной силы дирижабля. Список летевших вскоре выяснился. Он состоял из шестнадцати человек. Летели: Амундсен и Эльсворт, капитан корабля Нобиле, лейтенанты Ларсен, Омдаль и Хорген, старый сподвижник Амундсена капитан Биспинг, механики Чечони, Ардуино, Каратти, Полилла и Александрини, метеоролог Мальмгрен, журналист Рамм и радиотелеграфисты Готвальд и Джонсон. Русский телеграфист, помор Олонкин, постоянный спутник Амундсена, вынужден был остаться по причине болезни уха. Его заменил радиотелеграфист станции Кингсбэй — Джонсон. Лейтенант Амундсен, племянник Роальда Амундсена, был сначала зачислен в списки и даже перенес свои вещи на корабль, но утечка газа на солнце лишила его места и права на полет в последнюю минуту. Огорчению бедняги не было предела…
Солнце уже стояло высоко. Ярким, режущим глаз серебром блестели бесконечные снежные поля; синей полосой выходила в море бухта, и только на горизонте стояла темная полоса тумана.
Путь на север шел над бухтой к выходу в океан, и «Норвегия» на наших глазах медленно пошла по направлению к морю над мачтами радиостанции, сопровождаемая маленьким черненьким пятнышком — аэропланом Бирда.
Все меньше и меньше становятся серое пятно и черная точка. Вот уже точки не видно, и пятно «Норге» — как воробей. Уже не видно ничего, но мы все еще стоим на снежном холме у поселка. Итальянцы, норвежцы, американцы, русские и немцы — все, вероятно, думают об одном и том же: что ждет смелых путешественников в огромной ледяной пустыне, раскинувшейся на многие тысячи верст?