— Ну, как дела? — спрашивает он будто между делом.
— Понятия не имею.
Он глухо смеется, кивает и исчезает в отделении неотложной хирургии. Я вытираю пот со лба предплечьем и на секунду останавливаюсь. Что-то изменилось: вдруг стало так поразительно тихо. Краем глаза замечаю, что слева от меня — из седьмого процедурного кабинета — вывозят каталку по направлению к выходу. Рефлекторно делаю шаг назад.
Молодую женщину с карциномой легких переводят в отделение. Спинка кушетки у нее приподнята так, что она почти сидит. Ее черные вьющиеся волосы ниспадают на лицо, но все равно невозможно не заметить, насколько у нее усталые глаза и как глубоки темные кольца под ними. За 10–15 секунд, пока ее везут по коридору, все на нее смотрят, не в силах от этого удержаться. Хотя мы все должны бы были понимать, что ей это уже надоело. Скорее всего, именно это любопытство, манера, с которой на нее смотрят, наравне с распространяющимися в теле опухолями и терапией, призванной бороться с ними, и причиняет ей страдания, делает ее такой безмерно изможденной. Сотрудница службы транспортировки больных нажимает на выключатель на стене, открывая дверь на выход, толкает каталку, и все вновь возвращаются к работе.
Сейчас я сяду за стойку, достану записную книжку и запишу пару ключевых моментов. Сигналы с табло поступивших будут с некоторой периодичностью оповещать о прибытии пациентов с алкогольным отравлением, нарушениями сердечного ритма и обезвоживанием организма. Буду наблюдать за тем, как хирург изучает снимок, чтобы позже поговорить с рентгенологом. Увижу, как он зашивает рваные раны и осматривает сломанную руку 13-летнего подростка, получившего травму во время игры в футбол. Затем пострадавшую руку медсестра заботливо перевяжет специальным бинтом. Вскоре я захочу есть и пойду в комнату отдыха, где встречусь с Майком, утащившим из столовой половину курицы.
Распаковываю бутерброд с сыром, пока Майк рассказывает мне о проблемах с графиком дежурств, на который жалуется ему чуть ли не весь мир, но с которым он ничего не может поделать. Затем у меня перед глазами снова всплывает образ женщины из шокового зала, автокатастрофа, о которой я узнал сегодня утром — случай, владевший моим вниманием сегодня около получаса, а затем внезапно отошедший на второй план.
— Что же показало КТ?
— Что? А, да. Ничего клинически значимого. Этой женщине действительно повезло. Она уже в палате.
Я достаю записную книжку из кармана, перелистываю страницы и вношу соответствующую запись. Пациентку из шокового зала я никогда больше не увижу. Как и госпожу Бреннер, которая до сих пор находится во втором кабинете и анализы которой все еще в пути в лабораторию. А там не найдут никаких возбудителей менингита.
5 марта 2020
Кто-то украл дезинфицирующее средство. Дозатор в туалете опустошен до последней капли. К сожалению, такие инциденты больше не новость. С тех пор, как в аптеках и магазинах косметики и гигиенических средств были распроданы все антисептики, некоторые люди, похоже, перестали испытывать угрызения совести. Коллега из другого отделения вчера рассказала мне, что у них дозаторы даже наполнили водой, чтобы кража не была так заметна. А кое-откуда забрали целый дозатор. Это ли не сумасшествие, что люди лихорадочно скупают лапшу и туалетную бумагу, как будто завтра ничего не останется? Между тем наши запасы в больнице иссякают, мы ждем новой поставки. Клиника, в которой не хватает таких элементарных вещей, как маски и дезинфицирующие средства, больше не может соблюдать меры предосторожности, необходимые для спасения жизней. Это касается не только инфицированных коронавирусной инфекцией, но и всех остальных. Интересно, понимают ли это те, кто крадет подобные запасы? Завтра жизнь их самих или их друзей, родителей, супругов или детей может начать зависеть от нашей помощи.
Я только что с совещания. До сих пор у нас не было подтвержденных случаев, но отделение неотложной помощи (да и вся клиника) готовится к поступлению большого количества заболевших. Поэтому сейчас мы расширяем связи с другими структурами и ищем возможности увеличить вместимость.
Пациентов стационара выписывают как можно скорее, палаты освобождаются для тех, у кого вирус подозревается или подтвержден. В отделении неотложки мы разделяем терапевтическое отделение на два блока: кабинеты со второго по восьмой — для пациентов с потенциальным и подтвержденным коронавирусом, а для других случаев остается большой зал.