Элджернон Блэквуд
«На помощь!»
Algernon Blackwood
«S.O.S.» (1918)
Сколько свидетелей нужно, чтобы подтвердить достоверность случая столь странного, особенно если один из этих свидетелей собака, — это хороший вопрос.
Покатавшись втроем, двое мужчин и девушка, по заснеженным склонам Юры до полудня, мы прибыли к обеду в заброшенное шале, чтобы дождаться четвертого. От его появления зависело счастье девушки, а деревня, откуда он шел, лежала далеко по ту сторону гор. Рождественская встреча была тщательно спланирована.
Мы взяли продуктов для горячего ужина на ферме, посреди одинокой зимы, и решили, что вновь прокатимся уже все вместе — в лунном сиянии.
— Наденьте по второму свитеру, пока не замерзли, — сказал старик, выходя из-за угла с охапкой дров из оледенелой поленницы в руках. — Я разведу огонь. А ты, Дот, — он обернулся к племяннице, — поставь лыжи и доставай продукты. Он придет голодный, как медведь.
Мы засуетились на скрипящем снегу — не прошло и десяти минут, как, благодаря старику, огонь засверкал в открытом очаге. Большая комната наполнилась светом, тени плыли над головами среди стропил, а от дров разлетались веселые золотые искры, вспыхивая на миг даже в темных уголках сводчатого амбара, ведущего в хлев. За окном темнело с каждым мгновением.
Стоял жуткий холод, но мы, не остывшие с дороги, быстро вспотели. Большой сенбернар бегал, принюхиваясь и наваливаясь на каждого поочередно, иногда взлетая на снежный холм, где останавливался, задрав морду и вглядываясь в закат. Он прекрасно знал, что мы ждем еще одного гостя, знал и с какой стороны тот появится. Отсветы пламени, струящиеся из дверного проема и щелей в закрытых наглухо ставнях, создавали особое настроение: казалось, ночь и день встретились на пороге шале, под сенью погребенной в снегах крыши. Солнце опускалось за хребты Суше, будто разворачивая дивный огненный багряно-золотой свиток на белой пустоши плато, и редкие деревья отбрасывали смутные тени, тянущиеся за окоем. Лихорадочно разрастаясь, обретая чудовищные формы, полузвериные, получеловечьи, обманывая взгляд, они, наконец, растворялись в странном мареве, что спускалось в сумерках на заснеженное поле. Лес сделался пурпурным. Вершины сосен резали небо сталью и серебром. Все сияло, сверкало, искрилось. Стало еще холодней.
— Дороти, куда ты? — раздался голос старика от двери, так как девушка, надев лыжи, снова вышла из дома. Тонкая юная фигурка в остроконечной белой шапочке, она была похожа на эльфа.
— Немного прогуляюсь по холмам — хочу его встретить, — донесся ее ответ. Она словно и не касалась снега — скользила над ним.
Старик позвал снова, и тревога в его голосе заставила ее подчиниться.
— Лучше отдохни, — сказал он просто. — Нам еще возвращаться под луной.
Вздымая снежную пыль, она, стройная и изящная, летела вниз по блестящему склону, а ее тень неслась позади, как огромная черная молния.
— И утесы Круа-дю-Ван лежат в той стороне, — продолжил он. — Там нет никаких знаков — внезапный обрыв и все.
— Я знаю, — сказала она чуть капризно.
— Он тоже, — ответил дядя, положив ладонь ей на плечо. — Для спуска он выберет место повыше и отлично доберется. — Он видел чувство, вспыхнувшее на миг в ласковых темных глазах — волнение, почти испуг. — Гарри знает эти хребты даже лучше меня.
Он помог ей закрепить лыжи и обернулся, свистом подзывая сенбернара, застывшего на холме, с которого она недавно спустилась. Именно тогда, думаю, я ощутил необычайную важность открывшейся мне сцены. Такие моменты нельзя объяснить или проанализировать, о них можно только рассказать. Они связаны с предвидением. Я могу лишь утверждать, что озарение коснулось меня, когда я взглянул на огромного пса: его силуэт чернел на горизонте, а голова была обращена на запад. Впервые за день он не сорвался с места, услышав свист — зов, которому всегда подчинялся. Его хозяин, ничего не заметив, вошел в дом, но девушка увидела то же, что и я, и необъяснимое своенравие собаки усилило ее тревогу. У меня нет доказательств — мы никогда не говорили об этом, — но она замерла — с бликами заката на лице, спутанной челкой у самых глаз, — и я перехватил быстрый взгляд, что скользнул от сенбернара вдаль, к огромным заснеженным склонам, а затем вернулся ко мне. Должно быть, это любовь истолковала его — любовь, скрытая в наших сердцах, и — в ее случае — несмотря на позднейшие уверения — неузнанная. В свете того, что произошло после, я не могу сказать точно. Но мой взор был более ясным и пристальным, чем ее, и мне пришло на ум, что эта болезненная яркость восприятия сродни чувствам жертвы на алтаре, когда откровение посещает израненную душу. В следующее мгновение собака помчалась вниз. Мы вступили в дом вместе, привлеченные теплом и перспективой ужина. Маленький алюминиевый чайник уже пел над очагом.