Выбрать главу

Надо, наверное, напомнить, что в те годы общение верующих, какие-то собрания вне стен храма были строго запрещены властями: это считалось религиозной пропагандой. Тем не менее мы, прихожане, часто встречались у кого-нибудь дома или на даче, а сотрудники семинарии порой «подкидывали» нам билеты на концерты, куда ходили семинаристы. Мы, в свою очередь, писали поздравительные открытки любимым батюшкам и непременно получали дорогие нам ответы. У меня до сих пор хранится поздравление с Рождеством от владыки-ректора — тогда уже архиепископа, а ныне — патриарха Кирилла.

Владыка Михаил

В стенах Ленинградской Духовной академии состоялось моё знакомство с архиепископом Михаилом (Мудьюгиным), которому написал обо мне мой первый духовник отец Валерий Лапковский.

В один из зимних дней я неожиданно получила по почте конверт, а в нём — короткое сообщение: «Приезжаю читать лекции в ЛДА. Вы можете со мною встретиться. Арх. Михаил».

Эту первую встречу я почти не запомнила. Помню только, что ранним утром ожидала владыку в вестибюле, и вот он появился в дверях. Ошибиться было невозможно: он был из тех немногих священнослужителей, что и по городу ходили в рясах. Поверх рясы была надета панагия. И в ту же секунду из внутренней двери вышел владыка Кирилл. Я оказалась «между двух огней». Секундное замешательство: к кому идти под благословение? — и, обогнув владыку-ректора, я склоняюсь перед владыкой Михаилом: он и по возрасту старше, и по сану — архиепископ, в то время как владыка Кирилл был ещё епископом.

Кажется, в тот раз мы и не говорили с владыкой Михаилом ни о чём существенном — ему нужно было читать лекцию. Зато я хорошо помню, как впервые попала в его ленинградскую квартиру — это было уже весной, после Пасхи. Приехав по указанному адресу в район питерских новостроек и подходя к дому, я услышала звуки прекрасной фортепьянной музыки. Они лились из раскрытого окна на первом этаже. Играл владыка. Он встретил меня как радушный хозяин, усадил за стол и включил магнитофон с записями своих проповедей. Пока я слушала, владыка что-то делал на кухне, и вскоре передо мной появилось прекрасно приготовленное жаркое и бутерброды с чёрной икрой. Сам владыка пил чай и «жаловался»: «Всю жизнь люблю готовить. А мясо мне нельзя — монах. Послали меня в Астрахань — полно рыбы, а я рыбу не люблю». И так, слово за слово, владыка рассказывал о своей жизни.

В юности он был лютеранином, но вскоре принял православное крещение. Получил техническое образование, работал заведующим кафедрой в Ленинградском Горном институте. А потом «вдруг» принял священнический сан. Какие только искушения не преследуют человека! Владыка говорил, что в ночь перед рукоположением неожиданно понял, что больше никогда не сможет… танцевать! И это обстоятельство настолько его огорчило, что он не спал всю ночь и лишь к утру принял твёрдое решение навсегда отказаться от светской жизни. Настоящие искушения обрушились позже. Он лишился не только должности преподавателя (к чему, конечно, был готов), но и квартиры, и питерской прописки, и дачи в Царском Селе. Спасибо, приютила племянница — это в её квартире он сейчас принимал меня. Но всё это оказалось мелочами в сравнении с жизнью во Христе.

После смерти жены его возвели в сан епископа.

Недолгое время владыка пробыл ректором Ленинградских Духовных школ. Недолгое — потому что быстро стал неугоден властям. Он стремился вернуть уровень семинарского и академического образования на дореволюционный уровень. А кому тогда в нашей стране были нужны грамотные и всесторонне образованные, интеллигентные священники? Очень нужны они были нашей оклеветанной и гонимой Церкви, но уж точно — не власть имущим. И вот через два года ректорства владыку Михаила отправили в Астрахань; правда, не лишили возможности приезжать и читать лекции в академии.

Немного осмелев, я попросила владыку сыграть что-нибудь на рояле. «Что именно?» — уточнил он. Я замялась, боясь попасть в неловкое положение неуместной просьбой: «Ну… Бетховена». «А что, Бетховена?» — так же невозмутимо спросил владыка. Я уже была не рада своей просьбе. «Какую-нибудь сонату…» «Назовите номер». «Тринадцатую», — проговорила я, краснея (сама я мелодии этой сонаты не помнила). И владыка тут же, без нот, заиграл. Оказалось, он знал наизусть всего Бетховена, как и многие другие произведения классиков.