Владыка Кирилл и владыка Хризостом — оба были учениками покойного митрополита Никодима, его официальными заместителями в ОВЦС (отдел внешних церковных связей). Разумеется, в те годы и я находилась под их влиянием, тем более что и мой первый духовник также исповедовал и проповедовал экуменизм. В храмах Питера, а особенно в храме академии часто присутствовали и даже участвовали в богослужениях католические епископы и протестантские пасторы. Мечталось: объединятся Церкви — и рухнет «железный занавес». Владыка Михаил, пришедший в Православие из лютеранства, конечно, хорошо знал и положительные, и отрицательные стороны протестантизма. Мы мало говорили об этом (владыка считал, что знакомиться с другими религиями можно лишь после того, как досконально изучишь свою, и в этом он был, разумеется, прав). Но, допуская спасительность иных религий для тех стран, в которых они главенствуют, всегда он подчёркивал безусловный приоритет и апостольство Православия перед остальными христианскими верованиями.
Вернул меня на твёрдую православную почву мой второй — и последний — духовник отец Лев, служивший в те годы в курском кафедральном соборе. После того как о. Валерий отправил меня к нему, я стала часто бывать в его доме; отец Лев даже взял меня корректором (разумеется, только в области грамматики и стилистики) своих богословских трудов и книг, которые он писал всю жизнь. На сотни и тысячи моих вопросов он отвечал неизменно ровно и спокойно, с доброй улыбкой, называя меня «знайкой» и поощряя мою тягу к выяснению истины. Ему удалось развеять мои экуменические иллюзии.
А время шло. Приближался к концу третий год моей жизни и учёбы в северной столице. К этому времени относится решающее для моей дальнейшей жизни и вообще судьбы событие — знакомство с моим будущим мужем. В Ленинград, где жила его сестра — к тому времени уже моя подруга по семинарскому храму, — он приехал «на разведку»: выбирал семинарию для поступления на учёбу. В том, что это будет именно семинария, Лука не сомневался: во-первых, он был сыном священника, во-вторых, уже попробовал себя и в техническом училище, и в одесском институте связи, отслужил в армии, иподиаконствовал у Винницкого владыки Агафангела (ныне — митрополит Одесский и Таврический). За дни или недели, которые он провёл у сестры, мы познакомились и подружились. Нина не скрывала, что мечтает о нашей женитьбе. Но торопиться мы не собирались. У Луки впереди было поступление и учёба в семинарии, у меня — окончание университета и год-другой (так планировалось) работа по распределению.
Я написала о своих планах на будущее родителям. Хотела даже привезти Луку в Курск для знакомства. Но неожиданно для меня дома меня никто не поддержал.
Мой будущий свёкор о. Авксентий тоже сначала возразил: «Я-то не против, но не могу позволить тебе венчаться без благословения её родителей». И вот тут вмешался владыка Михаил. Он написал отцу Авксентию письмо с разъяснением позиции Церкви. Оказывается, в древней Церкви не только не требовали благословения — родители вообще не имели права присутствовать на венчании и на крещении своих взрослых детей, чтобы даже видом своим не принудить их к ложному ответу на вопрос священника о добровольном решении принять таинство! Возражать архиерею, пусть и чужой епархии, отец Авксентий не стал.
Отец Лев попробовал разъяснить мне точку зрения моих родителей: мол, мы с моим избранником очень разные и по рождению, и по воспитанию, и по образованию, и по национальности. Но я обезоружила его сообщением, что просто люблю своего жениха. «Ну а раз любишь — то никто ничего не поделает, выходи», — закончил отец Лев.
То же самое писал мне в письмах владыка Михаил. Надо сказать, что и после того, как я покинула Ленинград и поселилась с мужем на приходе, переписка с владыкой Михаилом продолжалась до самой его смерти, правда, уже не столь регулярная, как прежде. Недавно я прочитала в интернете, что последние годы жизни владыку Михаила мучило прогрессирующее ухудшение зрения, почти полная слепота. В письмах ко мне он никогда не жаловался на здоровье, а лишь — на недостаток времени. И продолжал писать собственноручно, даже в напечатанные на машинке праздничные поздравления обязательно делал размашистым крупным почерком личные приписки. А потом я получила из Вологодской епархии сообщение о кончине моего дорогого наставника.