Менялись времена, менялись нравы. И только в этом доме не менялось ничего. Большие портреты Государя Николая Александровича и Государыни Александры Фёдоровны, что висели в гостиной ещё в советское время, задолго до официальной канонизации. Неутомимая, хотя и часто болеющая, матушка Андроника, заботливо ограждающая батюшку от всех мирских попечений. Почтительные, беспрекословно выполняющие волю отца сыновья, один из которых стал священником. И вечно новые четвероногие обитатели — собаки и коты, выброшенные людьми на улицу, которых матушка собирала, казалось, по всему Курску, отмывала, лечила и подыскивала им новых хозяев. Это зверьё беспрепятственно разгуливало по дому, забиралось на кресла, но никогда — никогда! — даже месячный щенок не входил, несмотря на постоянно открытую дверь, в кабинет батюшки, где было множество святынь. «Я им сразу говорю, что сюда — нельзя, и они слушаются», — улыбался отец Лев в ответ на моё недоумение.
Отец Лев за работой
Случалось и мне приводить в этот дом курских семинаристов, привозить молодых священников. Кто-то искал ответ на мучивший вопрос, кто-то просто хотел удовлетворить своё любопытство. В отличие от меня, отец Лев видел это с порога и, отпуская незваного гостя после краткой беседы, разводил руками: «Ты же видишь: здесь я ничем не могу помочь».
Были — их и сегодня немало — и те, кто стремился бросить ком грязи в это светлое имя, не удосужившись — не удостоившись! — встретиться лично. Впрочем, это их грех. А на светлом от природы грязь долго не задерживается. Мы все грешим: кто больше, кто меньше? — доподлинно знает один Господь. Но однажды я услышала слова старого схимника: «Важно не то, как грешить, а то, как каяться». Свидетельствовать о чужих грехах — недостойное занятие. Но как каялся мой духовник — я видела. Соборный протоиерей, он встречал своего же ставленника, вчера рукоположенного священника, радостным возгласом: «Как хорошо, что тебя Господь привёл! Пойдём, поисповедуешь меня». «Я — вас? Как же это…» — терялся гость. А матушка Андроника шептала зардевшемуся юноше: «Ты теперь батюшка, ты не имеешь права отказывать, а он всегда так: если согрешил — не будет служить, пока не поисповедуется».
Каким духовником был отец Лев, я поняла только после его кончины. Кажется, он и сам не знал — и уж во всяком случае не ценил — своих пастырских дарований, хотя написал замечательную книгу «Заметки по пастырскому богословию» (она была издана после его смерти, в 1999 году, в Сан-Франциско). После одной из зарубежных поездок — в последние годы жизни отца Льва постоянно приглашали в разные страны к русскоязычной зарубежной пастве — батюшка рассказывал мне, как он сослужил в храме, где на праздничном аналое лежали сразу две великие чудотворные иконы Божией Матери: Курская-Коренная «Знамение» и Иверская-Монреальская мироточивая. Рассказывая об этих иконах, он вскользь упомянул о том, что одна из прихожанок, совершенно чисто говорящая по-русски африканка, попросила поисповедовать её, и отец Лев удивился той глубине покаяния, которое, по его словам, он и в России видел редко; она же высказала ему восхищение его даром духовника, чем батюшка был очень смущён. «Какой я духовник? — обычный грешный пастырь. Мне до сих пор неловко перед настоятелем того храма: ведь она могла и ему что-нибудь такое сказать обо мне», — закончил отец Лев.
Сегодня и я могу утверждать: таких духовников действительно очень мало. Я не могу привести здесь пример моей исповеди: это тайна, разглашать которую не имеет права ни пастырь, ни пасомый. Но за годы, прошедшие после кончины отца Льва, я больше ни разу не отходила от исповедального аналоя с тем чувством чистоты и безгрешности, которое неизменно бывало у меня прежде. Лишь однажды осмелилась я попроситься в духовные чада к пожилому архимандриту, с которым мне довелось общаться в течение нескольких лет. Старый монах — наместник большого монастыря — отказал: «После отца Льва — я вас не потяну».
Я долго скорбела о своём духовном сиротстве. Пока не поняла однажды: другого духовного отца у меня быть просто не может! Как не может быть второго родного отца или матери. Но если умерших родителей иногда всё же могут заменить ребёнку другие люди, то истинный духовный отец и там, в неведомой дали, не оставляет своим попечением духовных детей. В любой трудной духовной или жизненной ситуации, в любом сомнении, в раздумье о том, как правильнее поступить, я слышу ответ своего духовного отца. Память, словно магнитофонную запись, включает то, что, казалось, давно забыто.