***
"Вы должны знать, мастер Суахим! А что еще я должен?" - Первый Страж Белых Врат Суахим Тарнак понял, что опять бездумно водит пальцем по краю маски. Головастик Мартис, не переставая канючить, так пристально всматривался в нее, точно не он, Суахим, а эта самая маска должна была ему ответить. Или же он просто-напросто гадал - осталось ли еще что-то там, под маской, и не свалится ли Страж без сил в следующую минуту, оставив бедного головастика наедине с немертвой командой....
Суахим поморщился, досадуя на себя. Подобные оценивающие взгляды мерещились ему отовсюду, и Мартис Бран был в том ничем не повинен. Отощавший крепыш с подвижным лицом, принимавшим каждую минуту выражение то нахальное, то плаксивое, и упрямой искрой в глазах - он нравился Суахиму; явный талант вляпываться в неприятности будил что-то, опасно похожее на ностальгию. Мартису хватило сообразительности сразу же по приезду в город, видом напоминая худших из портовых оборванцев, заявиться в Адмиралтейство, и - одному небу ведомо, как ему это удалось! - попасть на прием к помощнику Второго Стража, Чендеру-"Низвергающему Бурю". Неплохому, в сущности, парню, но - увы! - манеры которого порядком подпортили годы ожидания счастливого дня, когда Обнимающий Ветер, наконец, навсегда сойдет на берег и и Чендер сможет в дополнение к обязанностям Стража надеть почетный знак. Мартис наверняка до сих пор понятия не имел, насколько ему повезло, что Суахим появился прежде, чем Чендер низверг бурю на его большую, но бестолковую голову. Поддразнивать мальчишку было забавно и куда проще, чем выразить приязнь, не боясь показаться глупым сентиментальным стариком. Давно уже минули те годы, когда Суахим Тарнак беспокоился о том, чтобы не выставить себя дураком перед посторонними, но у головастика Мартиса был удивительный талант переставать быть посторонним в считанные часы.
"Вопросы, вопросы... Эх ты, головастик! Мог бы и сам сообразить, если б задумался..." - Суахим, придерживая двумя пальцами трость, оперся на перила рядом с Мартисом. Раздробленная ядром годы назад кость больше не болела; уже давно не болела. Для других он, может быть, и выглядел немощным больным, но сам чувствовал в теле силу и легкость, словно в юности. Приноси разложение боль - терпеть было бы проще, но приходилось терпеть, как есть. Постоянно приходилось что-нибудь терпеть...
- Зачем Алга так поступила, хочешь знать? - Суахим скосил глаза, убеждаясь, что Мартис по-прежнему в состоянии слушать, и указал на багровый треугольный шрам на скуле. - Тогда скажи, где ты заполучил эту безделицу?
- Бездилицу?! - Мальчишка дернулся, будто схлопотал пощечину. - Да стреляй те сволочи, меня б уже и не было на свете, как... - он прокашлялся, и голос его окреп. - Это случилось в Орикане, мастер Суахим. Наместник налог поднял, бунты... Вместе с беженцами через границу прорывались. Тогда и зацепило.
- Тот, которого больше нет на свете. Кем он был?
- Столяром. Но делал справные пики. Какая вам разница, мастер?! Я не хочу об этом вспоминать.
- Не хочешь. Однако будешь. Но мне можешь не рассказывать... Орикан, значит. Значит, после ты ехал через Виншу. И как тебе знаменитые зеленые хоромы?
- Столько камня в пустую перевели, на три квартала бы хватило. Зря только крюк делал. Этот урод меня потом чуть не.... - Мартис с опаской оглянулся на то, что называл "Оглоблей", и тут же, вцепившись в перила, снова уставился на горизонт.
- Зря, говоришь, камень перевели... Молод ты пока врать, головастик. Бока в толпе крепко намяли, пока глазел?
- Намяли. Чуть кошель не срезали, - помедлив, буркнул Мартис. - Вам серебра моего, что ли, жалко? Тогда отсыпьте горсточку - век благодарен буду.
- После Орикана серебра у тебя в кошеле не было: готов поспорить, ты его вытряхнул там до последней монеты. А потом расстался и с тем, что было припрятано в одежде. - Суахим указал на аккуратно зашитый нитками в тон, едва приметный разрез на брючине: сам бы головастик ни за что так ловко не управился бы с иголкой. - Горячая, небось, попалась девица, а? Фигуристая, рукастая, жаль только - воровка...
- Да вам-то какое дело?! - Щеки Мартиса заалели.
- Помню, когда я впервые оказался у зеленых хором, приятелям пришлось волочь меня до гостиницы на плечах. Я перед тем как раз решил промочить горло - да так обалдел, что хлебал, пока не выхлебал весь бурдюк.
- Да? Сочувствую вашим приятелям. Но я все равно не понимаю,- ворчливо сказал Мартис. - К чему это вы вспомнили?
"К тому, что я и сейчас не отказался бы от пары глотков", - Суахим подавил новый приступ раздражения. Трижды он пытался зайти в каюту, чтобы снять маску и глотнуть вина, но трижды головастик Мартис, боясь остаться один рядом с немертвыми, увязывался следом. А снимать маску при нем до поры, до времени не хотелось - в его глубоко посаженных глазах и так плескалось отвратительно много сочувствия; проще уж было перетерпеть жажду. В сравнении с неведением, которое приходилось терпеть последние дни, это была не заслуживающая внимания малость, но и она могла стать той каплей в трюме, что пускает судно ко дну...
Суахим на миг прикрыл глаза. Чем меньше оставалось ждать, тем тяжелее давалось ожидание, и он много раз отступился бы уже от глупого маскарада, если бы не огонек стыда и страха внутри, сковывающий волю. Мартис Бран топтался рядом, требуя ответов, и если и было что-то подходящее моменту в его навязчивых расспросах, так это то, что они не давали задуматься о том, о чем задумываться совсем не хотелось...
- Ты проехал через три государства. Встретил по пути стольких людей, сколько не наберется во всем твоем родном городишке, - неторопливо заговорил Суахим, стараясь придать голосу, искаженному болезнью и огрубевшему за годы, проведенные на воде, всю теплоту и мягкость, на какую только был способен. - Ты видел чудеса и беды, пересек великую реку, добрался до Белой бухты. И все еще спрашиваешь меня, зачем Алга велела тебе доставить сюда ее прах?
- Я не понимаю...
- Ты не понимаешь, а я не могу знать наверняка. Но, думаю, Алга хотела, чтоб ты получше узнал жизнь. Чтобы лучше разглядел сушу, увидел море.
- Море, да?! И, непременно, весь тот мусор, что плещется в этой огромной луже?
- От которой ты час не мог оторвать взгляда, когда я вчера привез тебя на Лисий мыс.
- Я... я тогда всего лишь задумался, - буркнул Мартис, но уже безо всякой уверенности в голосе. - Так вы говорите... За этим?
- Верно, головастик. Именно за этим.
"И еще кое за чем - но это ты поймешь позже". - Суахим поправил маску. В синих сумерках вырисовывались очертания Врат. - "Если поймешь. А не поймешь - так тоже неплохо...".
- Я подумаю над вашими словами, мастер, - буркнул Мартис. Размышлять над чем-либо было определенно не самым любимым его занятием.
- Подумай. А пока оглядись.
Из сумеречной дымки с обеих сторон "Трепета" выступали серо-белые исполины скал. Будто рама вокруг картины, будто железный обод вокруг стакана, будто гигантские пенистые буруны над волнами - любое сравнение было верным и неверным одновременно. Таковы были скалы Белых Врат, за которыми открывалась свинцово-серая, вечно подвижная, равнина Хладова моря.
"Белые Врата". Рукотворные или нет - знала, может быть, только Алга Мараин; если и знала, то молчала.