— Мне не на что жаловаться. Ваше гостеприимство безмерно, хотя я не знаю, чем заслужила его.
— Говорят, олуди приходят к нам, ничего о нас не зная. Я вижу, что это так.
Она молча склонила голову.
— Они приходят, чтобы встать рядом с защитником народа, дать ему веру в свои силы. Будете ли вы мне доброй помощницей? Готовы ли вы стать царицей?
Не так она представляла себе предложение руки и сердца. Не удивительно, что вместо давно заготовленных слов у нее вырвалось другое:
— Есть ли у меня выбор?
Хален, похоже, изумился. Остановившись, он коснулся ее подбородка и поднял ее лицо. Евгения взглянула в его темные глаза. Здешние мужчины не привыкли слышать от женщин отвлеченные вопросы. Женщина в Ианте пользуется уважением, ее называют госпожой дома, она ведет хозяйство и порой распоряжается сотней слуг и десятком имений; но вопросы войны и мира, жизни и будущего решают мужчины.
— Мне двадцать восемь лет. Цари женятся в двадцать, чтобы успеть родить наследников, ведь никто не знает, что нас ждет через десять, двадцать лет… Так вышло с моими родителями. Я был младшим, третьим сыном, но после мора и холодной зимы выжил лишь я один. Много лет я ждал вас и надеялся, что вы придете в свой день.
— Я благодарна вам за это. Но в том мире, откуда я пришла, я не олуди. Я обычная девушка, не знатная, не богатая. Во мне нет ничего, что заслуживало бы этого имени.
Он пожал плечами.
— Неважно. Ваша прежняя жизнь была лишь тенью, ожиданием настоящего. Придя из тумана у Вечного камня, вы родились заново. То, что было раньше, уже не вернется. Теперь вы наша. Для народа вы значите столько же, сколько я.
— И поэтому мы должны пожениться?
— Да.
Он не счел нужным что-либо добавить к сказанному. Для него все было ясно и предрешено заранее, тем далеким предшественником, что первым догадался жениться на олуди. Это был обычай, освященный веками, а Евгения — третьей женщиной, пришедшей из неизвестной дали, чтобы украсить жизнь иантийцев и постель царя. Под его страстным взглядом все ее вопросы и сомнения показались вдруг мелкими, лишенными смысла, достойными лишь презрения. В эту минуту она впервые по-настоящему поверила, что ее будущее связано с этим миром. Она крепко сжала руку Халена, словно пытаясь придать себе еще большей уверенности. Ей было грустно и страшно. Но в то же время больше всего на свете она желала, чтобы этот сильный мужчина прикоснулся к ней. Она представила, что будет, если она откажется стать его женой, и неизвестность ужаснула ее меньше, чем отчаяние оттого, что его тогда не будет рядом.
— Я согласна стать вашей женой, Хален Фарад, царь иантийский, — сказала она, и эти слова не показались ей чересчур пышными, но достойными торжественности момента. — Скажите мне лишь…
Он вдруг преклонил колено прямо на сыром камне и поднес к губам ее руку. Сомнения, вопросы — этим все было решено. Евгения хотела спросить, что значит быть его женой и царицей, будет ли он любить и уважать ее. Увидев гордого царя у своих ног, она поняла, что все это не требует ответа.
Громкие крики и хлопки в ладоши показали, что свита все поняла. Все тут же окружили Халена и Евгению. Некоторые встали прямо на размокшую землю. Они смеялись, и поздравляли обоих, и желали им счастья.
— Подождите, друзья мои, — улыбнулся Хален. — Теперь нам надо определиться с днем свадьбы. О многом придется подумать!
Он распорядился позвать Ханияра и Махмели и предложил Евгении пройти в дом, чтобы обсудить предстоящее торжество.
В кабинете над Большим залом в ожидании стариков они перекусили. Когда они допивали второй бокал душистого белого вина, одновременно появились оба приглашенных.
Ханияр пришел прямо из храма, после какого-то обряда, и выглядел очень торжественно в своих белых одеждах, расшитых красным и желтым шелком. Увидев его, Евгения еще раз внутренне пожала плечами. Она пока не могла понять и примириться с этим: в Ианте не знали ни Бога, ни богов, подобных земным языческим богам. Были древние легенды, героические мифы, сказки, приметы, предрассудки. Были храмы, в которых проводились обряды, но эти ритуалы не имели отношения к поклонению божествам. Жертвы здесь приносились не идолам. Иантийцы верили в жаркое летнее солнце и благодатные зимние дожди, в плодородие земли и богатство океана. Они верили, что небом и землей управляют духи — слуги двух стихий. Обитатели верхнего мира дарят человеку душу и помогают на протяжении жизни сохранять ее в чистоте. А духи земли отвечают за ее плодородие и физическое здоровье людей. Иантийцы верили, что их земля — самая щедрая на дары, а их царь — самый сильный и умный человек в мире. И этого им было достаточно. По ночам они поднимали глаза к небу, украшенному россыпью далеких звезд, и его молчаливая красота вызывала в них не благоговейный восторг, а желание петь и танцевать. Они любили солнце и сочиняли в его честь гимны, но им давно уже не приходило в голову приносить ему кровавые жертвы. Для того, чтобы ощутить свою значимость, им вполне хватало своей трехтысячелетней истории, и Евгения пока еще не видела, не осознала, в чем искали и находили себя их духовность, стремление к свету, кроме вознесения молитв абстрактным небесным духам. Быть может, она пришла сюда затем, чтобы показать этим людям Бога? Парадоксально, но она, никогда не верившая в него, не интересовавшаяся религией, теперь чувствовала себя оскорбленной и ограбленной. Ей казалось невероятным, что можно жить в мире, в котором нет ни развитых технологий, ни веры в высшее существо, руководящее каждым из людей.