В конце концов кортеж достиг цели путешествия. Если Евгения надеялась увидеть крупный водопад, то ее ожидания не оправдались. Неширокая речка, стекая с отрогов, достигала края плато, разливалась вширь, обрывалась вниз звенящими струями, образуя круглое озеро не больше двухсот метров в диаметре, и убегала из него дальше на восток. Высокий южный берег зарос лесом, а на противоположном у самой воды начинался ярко-зеленый топкий луг, еще не просохший после зимних дождей. На границе лужайки и леса стоял небольшой коттедж. Это и был царский домик: веранда, большая комната и две спальни наверху. За ним стояло еще несколько жилых и хозяйственных построек. Здесь они распрощались с губернаторской четой, дав обещание заглянуть к ним на обратном пути.
— Устала? — спросил Хален, входя в верхнюю комнату и привлекая к себе Евгению.
— Да нет, сколько можно? Теперь мы будем отдыхать изо всех сил! — отвечала она, целуя его.
Деревянный дом наполнился голосами офицеров. Слуги растапливали плиту на кухне, суетились, разбирая вещи.
— Они что, все будут жить здесь?
Халена позабавило выражение ужаса на ее лице.
— Хочешь, я всех разгоню?
— И правда, пускай все уйдут! Мы же даже поцеловаться не сможем, чтобы кто-то не помешал! — словно в подтверждение дверь без стука распахнулась, и служанка втащила корзины с одеждой и обувью. Евгения замахала на нее руками, выгоняя прочь. — Вот видишь! Прогони их в деревню!
— Завтра, — отвечал он, пытаясь расстегнуть ее блузку. — Сегодня нам нужно всех накормить и отблагодарить за приятное путешествие, а вот завтра со спокойной совестью пошлем всех к воронам.
Тридцать пять гвардейцев встали лагерем в полутсане от дома и по очереди обходили озеро караулом по тропинкам, вдоль которых росли молодые деревца, благодаря чему их любопытные взгляды не тревожили Евгению. В доме остались две пожилые женщины — готовили еду и убирались, а всех своих девушек она выгнала в ближайшую деревню.
Потянулись дни, каждый из которых потом вспоминался ей, как драгоценная жемчужина в ожерелье. Лето в этом году пришло рано, и уже стояла сильная жара. Хален учил молодую жену верховой езде, брал ее с собой на охоту. Они купались в ледяной воде озера и подолгу лежали голышом на оранжевом песке, жмурясь от солнца. Он восхищался ее силой и ловкостью. Она прекрасно плавала, могла пройти много тсанов быстрым шагом, не устав и не запыхавшись, не боялась пускать коня в галоп, а упав, не плакала, лишь бормотала что-то невнятное на своем языке. Ночью она смело отвечала на его ласки, явно получая от любовных игр столько же удовольствия, сколько и он. Единственное — она редко соглашалась выходить из дома после наступления темноты. Хален любил прогуливаться у притихшей воды, подолгу смотреть, как она плещется в корнях старых сосен, играет отражениями лун. Но его Эви, как он ласково называл ее, неохотно поднимала глаза кверху.
Она ужаснулась, когда впервые увидела местные луны, и до сих пор не могла смотреть на это зрелище без дрожи. Две луны исполняли над ее головой какой-то хаотический танец. Они медленно вращались по своим осям, точно два огромных булыжника неправильной формы, подвешенных над планетой дьявольской рукой. Их орбиты не были параллельны, и скорости движения различались, и ночь за ночью они выписывали в небе непредсказуемые зигзаги, то проходя через зенит, то едва выглядывая из-за горизонта, словно злобный желтый кошачий глаз, следящий за ней из-за угла. Ближний, Раат, был похож на стручок арахиса и казался одного размера со своей более округлой сестрой Нееоманой. Умом Евгения понимала, что их разделяют десятки, а то и сотни тысяч километров, но все равно каждый раз, когда они проходили близко друг к другу, она испытывала ужас, представляя, как они сталкиваются и огромные осколки летят на землю. У иантийцев, а возможно, и у всех народов Матагальпы было пророчество, будто однажды это столкновение непременно случится и наступит конец света. Евгения с презрением относилась к подобным предсказаниям, но этот сценарий казался ей весьма вероятным.
Луны вращались вокруг своей планеты по весьма сложным орбитам. На первый взгляд казалось, что взаимное притяжение заставляет их то и дело менять траекторию движения. Но это было не так. Полный цикл их танца составлял тридцать два дня, после чего повторялся заново. Это была длина здешнего месяца. А в месяце было четыре восьмидневные недели. Год начинался в день весеннего равноденствия, состоял из одиннадцати месяцев и еще тринадцати дней, которые ни к какому месяцу не относились, приходились на раннюю весну и звались медвежьими днями, потому что именно в это время маленькие черные лесные медведицы приносили потомство. Каждые четыре года к ним прибавлялись четырнадцатые сутки — здешние астрономы додумались до этого так же, как земные — до 29 февраля.