— Идет густой снег, а ветер прямо-таки рвет провода. Да и дороги становятся небезопасны. Закрывали бы вы, ребята, свой елочный базар да ехали домой, — сказал он. Чак расплатился за пиццу, и разносчик нырнул обратно в снежную круговерть.
— Как ты считаешь, Чак, может, и впрямь надо закрываться? — спросила Шона.
— Подождем еще полчасика. Если не продадим больше ни одной елки, поедем домой.
Чак пододвинул большой ящик, которым Шона пользовалась как столом, ближе к обогревателю.
— Давай-ка поедим.
Шона наполнила две чашки дымящимся горячим сидром из своего термоса и передала одну Чаку. Когда Чак открыл коробку с пиццей и маленькое помещение офиса заполнилось восхитительно вкусным запахом, Шоне вдруг стало очень уютно и приятно. Толстая корочка оказалась именно такой, как она любила, и она потянулась за вторым куском.
— И мне тоже, — с улыбкой попросил Чак, подставляя свою салфетку.
Довольные, они молча уминали пиццу. Наконец Чак нарушил молчание:
— Скажешь мне, что это была за шутка? Шона опустила глаза.
— Тебе она не покажется смешной.
— А вдруг до меня дойдет, — настаивал он, и в его темных глазах заплясали лукавые огоньки. — У меня неплохое чувство юмора.
Шона уступила.
— Ладно. Я сказала: «Сколько нужно кретинов, чтобы ввинтить лампочку?»
— Не знаю. Сколько?
— Неважно. Это больше не смешно. Если подумать, это не было смешно и с самого начала, — вымолвила Шона, вдруг утратив всю свою храбрость.
Чак посмотрел на нее долгим пристальным взглядом.
— Не имело ли это случайно отношения к перегоревшей лампочке в гараже, а? Или к тому, как стремительно бросился Кенни помогать Мелиссе?
У нее широко раскрылись глаза.
— Кенни! Насколько мне помнится…
— Давай признавайся, не увиливай, — с улыбкой перебил ее Чак. — Мелисса кокетничала с твоим мальчиком, и ты разозлилась.
— Мы с Кенни просто друзья! — отрезала Шона.
— Почему же тогда ты так нелюбезна с Мелиссой? — спросил Чак со скептической миной.
— Мне не нравится, как она обращается с вами со всеми, ясно? — Шона откусила большой кусок пиццы и принялась яростно жевать. — Она сталкивает вас, заставляет соперничать Она делает глазки, хлопает ресницами, хихикает и насмешничает, пока вы не начинаете из кожи вон лезть, стараясь угодить ей. Ей просто нравится смотреть, как вы все трое танцуете под ее дудку.
Чак, к удивлению Шоны, рассмеялся.
— Неужели ты думаешь, что я этого не знаю?
— Почему же тогда ты попадаешься на эту удочку? — требовательным тоном спросила она.
Чак пожал плечами.
— Наверное, инстинкт соперничества. Это что-то вроде игры. Но тебя это почему-то бесит. Почему, хотел бы я знать.
— Неважно. Я пошла домой.
Шона вскочила, надела куртку и распахнула дверь. Чак, бросившись за ней, схватил ее за руку.
— Ты что — с ума сошла? На улице настоящая метель! — сказал он. — Если ты и впрямь хочешь уйти, я запру офис и отвезу тебя домой.
— Можешь не беспокоиться, я дойду пешком!
— Смотри, твоя вспыльчивость когда-нибудь доведет тебя до беды, — шутливо предостерег он, с трудом сдерживая смех. Но когда он увидел ее серьезное, обиженное лицо, ему стало не до смеха.
— Прости, Малявка! Мне не следовало дразнить тебя, — мягко сказал он. — Ведь обычно ты такой добродушный ребенок, — Улыбнувшись, он добавил: — Прощаешь меня?
— Чак, запомни раз и навсегда: я не ребенок! И раз уж мы заговорили об этом, я хочу, чтобы ты перестал называть меня Малявкой. У меня есть имя!
— Но я всегда называл тебя Малявкой, — смущенно проговорил Чак.
— Мне было все равно, как ты меня зовешь, пока я была ребенком. Но я больше не ребенок, и теперь мне не все равно. Может быть, ты и не заметил, но многое переменилось, — сердито выпалила Шона.
Он посмотрел на нее долгим пристальным взглядом. Шона не поняла, что он выражал. Ее сердце забилось так часто, что у нее перехватило дыхание.
— Похоже, многое и впрямь переменилось. Я должен был догадаться, увидев тебя на днях в магазине одежды… а потом с Кенни… да, конечно же, многое переменилось, — сказал наконец Чак.
— Было бы просто здорово, если бы ты — и Джин тоже — перестали обращаться со мной, как с маленькой, — пробормотала Шона:
— Что ж, справедливо, — тихо сказал он. — А теперь, если наш спор окончен, давай поцелуемся и помиримся, идет?
Он нагнулся и быстро прикоснулся губами к ее губам. Этот поцелуй был знаком дружбы, не больше, но Шоне показалось, что она вот-вот лишится чувств.
С улыбкой глядя в ее удивленное лицо, Чак обнял ее одной рукой за плечи и повернул спиной к двери со словами: