– Мы поняли вас, – пришел ответ от человека с экрана монитора связи. – Как к вам обращаться?
– Сначала представьтесь, – потребовал мужчина в балаклаве.
– Полковник Службы имперской безопасности Васин. Уполномочен вести с вами переговоры. Так как к вам обращаться?
– Обращайтесь: Кондор. Я лидер группы, захватившей станцию. Это мой официальный позывной для вас.
– Итак, Кондор. Мы записали ваше сообщение. Руководство рассматривает возможность выполнения ваших требований. Но учитывайте – все, кто находится на захваченной вами станции – военные. Они все давали присягу. И являются сейчас не заложниками, а военнопленными. И по Женевской конвенции от две тысячи триста пятьдесят четвертого года, исправленной и дополненной, требуют соответствующего содержания и обращения. В случае нарушения этих условий вас будут судить не только как террориста по законам Российской Империи, но и как военного преступника в Международном трибунале, если каким-то чудом вам удастся покинуть живым эту станцию! И я говорю вам: «Кашим, фас!», что означает: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет!»
Валаньева смотрела на экран из-за спин террористов, только что хладнокровно казнивших перед камерой курсанта, и не понимала, что говорит этот человек: он угрожает террористу-смертнику Международным трибуналом. Террористу, у которого в руках целая орбитальная станция!
– Вы угрожаете мне, полковник?! – выразил ее мнение представившийся Кондором. – Я полностью контролирую орбитальную станцию! В случае штурма я просто дам команду на маршевые ускорители и грохну ее прямиком тебе на голову, петух СИБовский! Где ты там сейчас сидишь? В Новопитере? В Новоспасске?
– Ну-ну, не стоит так кипятиться, Кондор, – мягко ответил человек с монитора. – Я не угрожаю тебе. Я информирую. Просто чтобы ты не делал глупостей и начинал думать о последствиях своих действий сейчас, пока еще что-то можно исправить или, скорее, не допустить… – мягкий голос, говорящий убедительные слова уверенным тоном, лился из динамиков, успокаивая, убаюкивая, сглаживая резкость предыдущих речей.
Валаньева оглянулась на своих подопечных, чтобы подбодрить их, успокоить, сказать, что все будет хорошо… Вот только ни Сомовой, ни Жестянкина рядом уже не было. Когда, как и куда они успели исчезнуть, девушка так и не поняла.
Саша Сомова, ЭсЭс, как ее дразнили в школе, кралась за своим товарищем по этому приключению, Леней Жестянкиным, веселым стеснительным мальчиком-скрипачом, с которым их познакомила Анастасия Константиновна, инструктор по пилотированию с работы отца, и с которым они вместе прилетели на эту станцию.
Когда все началось, их всех троих вытащили из кают странные вооруженные люди. Вытащили и погнали в рубку управления, на самый капитанский мостик. Жестянкин тогда выглядел таким же растерянным, напуганным и ничего не понимающим, как и она сама, как и окружавшие их полуголые курсанты, как Анастасия Константиновна.
Саша инстинктивно в этой ситуации старалась держаться поближе к «своим», к знакомым лицам, к Жестянкину и Валаньевой, которые успели за это время стать своими. Потому и оказалась рядом, когда назвавшийся Кондором террорист в черной маске застрелил в затылок курсанта перед камерой.
От страха и шока после выстрела она отвернулась и зажмурилась. Но дети не могут долго пугаться, и она открыла глаза. Открыла и увидела спокойное лицо Жестянкина, внимательно слушающего человека с экрана монитора. Еще раз – спокойное! Тринадцатилетний мальчик спокойно смотрит, как перед ним убивают человека! Как такое возможно? Что же это за мальчик такой?
И тут Жестянкин вздрогнул, когда прозвучала странная фраза человека с монитора, из которой Саша поняла только вторую часть – знаменитые слова древнего полководца Александра Невского. А вот Жестянкин, похоже, понял и первую часть фразы, потому что не успели эти слова отзвучать, а он уже тихонечко пополз к двери.
Причем делал это настолько осторожно и незаметно, что на него никто не обращал внимания. Все смотрели на экран, где продолжал что-то говорить СИБовский полковник.