– Ты лжешь, выдумываешь! – не сдержался Робин.
– Заблуждаешься, щенок! – захохотал Декстер. – Ты ни черта не знаешь! Я дважды заставал его за этим занятием.
– И ты мог спокойно наблюдать?
– Конечно. Какое мне дело до латиноамериканских макак? Антония мне вдалбливала, что они вроде животных, у них даже нет души. Когда забивают скот, то не зовут попа, чтобы прочесть заупокойную молитву.
Робину моментально расхотелось есть. Он впился ногтями в край стола. Андрейс мертв, теперь он не сомневался. Робин огляделся вокруг. Дом, парк… Ему показалось, что он остался единственным выжившим на судне без руля и без ветрил. Дрейфующее судно после кораблекрушения, которое никак не решится затонуть. У английских моряков есть выражение «судно, брошенное командой». Без Андрейса безопасность судна уже ничем не гарантировалась. Отныне все изменится. Никто не в силах помешать Декстеру установить собственные правила игры.
– Я должен его увидеть, – произнес Робин. – Мне нужно сходить в гараж.
Декстер сделал неопределенный жест, показывая, что этот детский каприз не имеет для него никакого значения.
– Иди, если хочешь, – зевнул он. – Только помни: я старался для нас обоих. Этот тип был врагом. Он выкрал ребенка и вложил его в объятия нашей матери, он выпроводил нас из замка. Коротка же у тебя память! Не он ли втолковывал тебе, какое это для него горе – выставлять за порог очередного «наследника»? Ты ведь тоже получил свое сполна, или нет?
– Да, – вынужден был признать Робин.
– И после этого ты его выгораживаешь? Вот кретин! – загоготал Дскстер. – Я очень внимательно прислушивался к его хныканью и истинно, истинно говорю тебе: он лгал . Это он довел Антонию до безумия. Теперь, когда зараза устранена, она выздоровеет. Потребуется время, но постепенно она освободится от этого дурмана. Я лично ею займусь. О сумасшедших я знаю все. В психушке я пришел к выводу, что мне известно о них больше, чем врачам.
Он продолжал разглагольствовать, не заметив, что Робин вышел из комнаты.
Быстро найдя вход в гараж, Робин остановился на пороге, не осмеливаясь нажать кнопку выключателя. Но ему не потребовалось света, чтобы убедиться в смерти Андрейса. Он и в полутьме разглядел его долговязую фигуру, вытянувшуюся рядом с автомобилем. Голова мужчины касалась одного из колес. Спать в таком положении было невозможно.
«Декстер его убил, – подумал Робин, – ударил его разрезным ножом, украденным с письменного стола там, в городе».
Слова завертелись у него в голове, как эхо, которое никак не может растаять: разрезной нож, разрезной нож … Ему показалось, что он никогда не сможет думать ни о чем другом.
Робин попятился, закрыл дверь, так и не решившись войти. Теперь все они были в руках Декстера: Антония, младенец и он… В руках сумасшедшего.
31
В течение последующих трех дней Робин и Декстер добросовестно исполняли роль слуг. Если младший не мог похвастаться кулинарными способностями, то старший, напротив, умело воспользовался опытом, приобретенным когда-то в больничной столовой. Декстер справлялся с поварскими обязанностями совсем не плохо, хотя Антония порой и поджимала губы, демонстрируя неудовольствие.
Запасы провизии, находившиеся в буфетной и кладовых, казались неисчерпаемыми. Ящики с разнообразными консервами в стенных шкафах и клетушках высились до самого потолка. Хорошенько обследовав подсобные помещения, Робин обнаружил холодильную камеру, битком набитую продуктами глубокой заморозки. С таким продовольственным складом любая осада не страшна. Во всяком случае, о недостатке пищи не стоило беспокоиться еще очень долгое время. По-видимому, Андрейс, намеревавшийся появляться в городе как можно реже, создал все необходимое для обеспечения полной автономии своих псевдовладений.
Не успело улечься волнение, связанное с обустройством, как возникли новые проблемы. Младенец, взявший привычку орать по ночам, не давал им сомкнуть глаз. Оглушительные крики эхом распространялись по пустым залам замка, приводя Декстера в бешенство. Обычно рев настигал их во время сна, и это до такой степени выбивало парня из колеи, что он не мог лечь в постель из страха перед неминуемым пробуждением через час-другой. Когда наступало время ложиться спать, Декстер приходил в сильнейшее возбуждение и начинал ходить взад-вперед по спальне. Робин не раз советовал ему перебраться в противоположное крыло замка, однако тот упорствовал, говоря, что другие комнаты не соответствуют его королевскому достоинству.
Что же касается Робина, то мальчик вдруг сделал открытие, которое его привело в недоумение: он больше не выносил замкнутого пространства. Ему, прожившему семь лет в похожем дворце, теперь было тягостно сознавать, что он – пленник небольшого парка, окруженного кирпичной стеной. Все, что прежде вызывало у него чувство безопасности, теперь порождало ощущение дискомфорта, близкого к удушью. Он с трудом переносил свое положение затворника, который не имеет возможности наблюдать за жизнью, происходящей за пределами отгороженных от остального мира «королевских владений». Робин вырос из этих искусственных декораций, как вырастают из детской одежды, и оттого парк казался ему куцым, «обуженным». Он перестал быть сказочной страной, которую Робин исхаживал вдоль и поперек во главе воображаемой армии, на которую он высаживался со своей каравеллы в сопровождении изголодавшихся матросов, чтобы присоединить ее к короне Южной Умбрии. Парк превратился в подобие лоскутного одеяла из лужаек, окаймленных рощицами, образующего живую ткань карликового леса. Все было ужасающе маленьким, ничтожным.
На четвертый день Декстер снял с окон главного зала двусторонние занавески и занялся изготовлением парадного мундира. Из заветной коробки на Божий свет были извлечены выкройки, испещренные комментариями и непонятными значками, в которых никто, кроме него, не смог бы разобраться. С помощью необходимого инвентаря, найденного в швейном несессере в бельевой, он приступил к работе, размечая, выкраивая, отрезая и наметывая с таким мастерством, что Робин пришел в изумление.
– В психушке были курсы рукоделия, – объяснил Декстер, поймавший на себе озадаченный взгляд ребенка. – Атазаров считал, что ручной труд для нас полезен. Допускались туда наименее чокнутые – из-за ножниц и иголок. Ведь были и такие, кто с успехом мог ими нажраться.
Из голубой портьерной ткани он выкроил подобие мундира, а из золоченых шнуров и подхватов соорудил эполеты и аксельбанты, проявив незаурядную изобретательность.
– Форма моей преторианской гвардии, – соизволил он объяснить. – Эскизы были сделаны еще в больнице в предвкушении торжественного дня моего восшествия на престол. Думал я и над будущим флагом нашего королевства, пришло время заняться этим вплотную.
Продолжая шить, Декстер бормотал что-то себе под нос. На большом дубовом столе неопределенного вида лоскуты постепенно приобретали форму опереточного костюма, предназначенного для воображаемого властителя некой призрачной страны. По крайней мере творческий труд настолько захватил Декстера, что он стал даже менее чувствительным к реву малыша Нельсона.
Ровно через три дня мундир был готов. Облачаясь в него, Декстер буквально лопался от гордости, словно нелепое, перегруженное золотыми деталями одеяние наделяло его божественной властью.
– Все десять лет я мечтал о церемонии коронации, – объявил он дрожащим от волнения голосом. – Я уже не надеялся, что это когда-нибудь произойдет.
Каждый раз, входя в роль королевского отпрыска, Декстер переставал вести себя как хулиган, его речь менялась, становилась изысканной, телодвижения и жесты приобретали плавность и элегантность танцовщика.
– У меня грандиозные планы, – говорил он, любуясь своим отражением в зеркале. – Я создам здесь царство детей. Отныне мы не станем довольствоваться похищением младенцев раз в десять лет, а заселим землю, находящуюся внутри этих стен, целой армией мальчишек. Нам обоим предстоит немало потрудиться. Как только мы получше устроимся, возьмем за правило периодически отправляться на охоту и, прочесывая всю страну, добудем самых красивых детей, живущих в Америке. Привезем их сюда, чтобы они узнали счастье, которое в детстве было подарено нам…