И вскоре старания духа были вознаграждены первыми ростками. Почки на деревьях стремительно набухли, и первые листочки проклюнулись уже через пятнадцать дней после начала весны. А там показались и острия листьев юной травы. Еще немного, и она покроет землю ковром, украшением которому послужат пестрые цветы. Впрочем, аймаль уже раскрыл первые чашечки, и вскоре заборы будут оплетены этими чудесными цветами, так схожими цветом с глазами моего возлюбленного.
И вот уже вышли из заточения в теплых пристройках к домам бейкши. Должно быть, именно это сказалось на их характере, и по весне птицы оказались особенно злобными. Они клекотали и так и норовили ухватить за ноги тех, кто слишком приближался к заборам, между досками которых торчали головы скандалисток.
Да что там бейкши! Саулы покинули ашруз, сменив тяжелых мохнатых рохов. Скакуны, изголодавшиеся по быстрому бегу, в нетерпении переступали с ноги на ногу, пока ягиры седлали их. Еще немного, и первый табун свободных саулов поведут в холмы на выгул. Все пребывали в радостном предвкушении, и только Ветер продолжал отчаянно страдать.
Ему хотелось, как и остальным, встать под седло и промчать свою всадницу, споря в скорости со скакуном Великого Странника Хэлла, но… Я всё еще не могла сесть на него, а теперь уж особенно, когда до родов оставалось совсем немного. Впрочем, и отказывать моему мальчику я не хотела. Однако ему нужно было еще немного помучиться, потому что у меня были иные дела.
– Душа моя, вы уверены? – спросил меня магистр, ожидая, пока я закончу с завтраком.
– Более чем, – кивнула я. – Сейчас подойдет Эчиль с девочками, и мы отправимся в нашу экспедицию.
– Вы слишком непоседливы, лучше бы поостеречься, – все-таки укорил Элькос. – Срок близок, я вижу…
– Друг мой, – прервала я его, – успокойтесь, прошу вас. Мама сказала, после праздника лета, значит, после праздника лета. Она видящая, магистр, и еще ни одно видение ее не было ложным.
– Пусть так, девочка моя, – улыбнулся магистр. Возможно, он хотел продолжить, но от очага послышалось ворчанье:
– Да сколько же можно? Душа моя, девочка моя… Тьфу! И это при живом-то муже, да еще дайне. Ни стыда ни совести.
Элькос закатил глаза, а я спрятала ухмылку. Хамче обернулся к Сурхэм, продолжавшей негодовать себе под нос, но так, чтобы никто не пропустил ни слова.
– Дорогая, – миролюбиво произнес магистр, – как же мне называть свою дочь?
– Она тебе не дочь, – отмахнулась прислужница.
– Но как дочь, – возразил Элькос. – Я был одним из первых, кто увидел малышку Шанни. Ее родители – мои добрые друзья, и я часто бывал у них дома. Баловал девочку, заживлял ее ссадины и ушибы. А уж поверь, эта непоседа немало набила шишек не только в детстве, но и в юности. И шалости ее я тоже покрывал, за что получал выволочку от Элиен – родной матери Ашити.
– Правда? – живо заинтересовалась я. – Матушка бранила вас?
– И зачем говорить друг другу так, будто вас много? – Сурхэм нашла новый повод придраться, раз уж на первый упрек нашлось объяснение.
– Вы – это вежливая форма обращения в нашем родном мире, только и всего, – пожал плечами Элькос. – Так обращаются к незнакомым людям, а еще к знакомым, но имеющим высокую должность или же благородное рождение. Да даже к простонародью воспитанный человек обратится на «вы», если это незнакомец.
– Нам просто так привычно, – добавила я. – Мы же не требуем, чтобы ты перестала ворчать об одном и том же, будто не объясняемся уже по десятому разу.
Сурхэм развернулась в нашу сторону и развела руками:
– Так и мне поговорить хочется. А вы всё о своем да о своем. Вот и я о своем, зато отвечаете. Вроде и поговорили.
Мы с магистром переглянулись. И если я только улыбнулась, не желая обидеть смехом обиженную на невнимание женщину, то Элькос все-таки хмыкнул.
– И что смешного сказала? – тут же насупилась прислужница. – Раньше-то присяду за стол, поговорим с Ашити. Я ей всё, что слышала, она ответит что-то. А сейчас что? Только вдвоем и говорите, а мне вставить слова некуда.
– Дорогая, ты ведь сама не подходишь, – заметила я.
– Некуда, – едко ответила она. – Занято уж местечко-то.
Магистр с намеком повел рукой, показав на другие стулья, но Сурхэм отмахнулась:
– Не то это.
– Стало быть, мы с тобой дайнани делим? – прищурился хамче.
Она уперла кулаки в бока и прищурилась в ответ:
– Стало быть, делим.
Покачав головой, я встала со своего места.
– Глупости какие. Я всегда рада выслушать тебя, Сурхэм. Хочешь поговорить – начинай говорить, а не ворчи об одном и том же.