Вот он, проходя через двор к товарищу, видит ее стоящей на крыльце. Он не знаком с ней, но они уже хорошо знают в лицо друг друга. Она краснеет и торопится уйти в комнату. А у него сердце сильно бьется...
Вот он следит из окна маленькой комнаты товарища за мелькающей в садике, среди зеленых кустов сирени и жасмина, тоненькой фигуркой в белой блузке и белой же гофрированной юбке, сквозь которую внизу так красиво просвечивают контуры тонких ножек в черных прозрачных чулках и белых туфельках. "Как она молода и красива!" -- думает он, и его неудержимо влечет к ней...
Ясное, теплое утро. Алеша пришел к товарищу и не застал его дома. Сидит на крыльце и ждет. У неё окно раскрыто, и она стоит в окне. Свежая, юная, нежная. На окне сидит старая серая кошка, греется на солнце, жмурит зеленые глаза с узкими черными щелями зрачков и то выпускает из мягких лапок, то снова прячет в них острые, кривые когти.
Девушка не видит Алеши; она наклоняется, обнимает кошку, трется об её нагретую солнцем шерсть своей круглой, нежной щекой. Кошка еще сильнее выпускает когти, и по её усатой физиономии разливается выражение сладостно-мучительного блаженства...
А её молодая хозяйка поднимает голову, долго и сладко втягивает в себя весенний воздух и, закинув руки за голову, томно потягивается; кошка ходит по подоконнику около неё и трется об её упругую, молодую грудь, не замкнутую в корсет, свободно охваченную белой батистовой блузкой...
Алеша смотрит и слегка волнуется. Молоденькая, красивая девушка радует его не меньше весеннего неба, согревает не меньше весеннего солнца. Он еще не говорит себе: я люблю ее, -- но она -- весна, а весну он любит и называет своей. Он все называет своим, что красиво и что он любит. Такова дерзость молодости...
Он встает и кланяется. Ему вдруг неудержимо захотелось поклониться ей, и он снимает с головы фуражку и склоняет голову. Лицо девушки становится пунцовым, но она отвечает на поклон и прячется в сумрак комнаты. Алеше становится грустно...
Она поет у себя в комнате тихую, незатейливую песенку, но голос её как-то странно вибрирует, дрожит, и в нем слышатся то слезы, то яркий звон радости, ликования... Алеша снова сидит на крыльце и слушает её и свою грусть. Эта грусть, как дальняя песня, томит его, и она так сладка и нежна, как запах сиреневых почек, как теплое дуновение весеннего ветра...
Иногда от этой грусти ему становилось больно, он бледнел и закрывал глаза, а потом боль переходила в тихое чувство одиночества, он открывал глаза, слабо улыбался песне Лели, солнцу, траве, небу и ложился на тёплые, нагретые солнцем ступени, в изнеможении томительной лени...
После в саду он стоял под яблоней и смотрел на Лелю, и над ними трепетали от тихого течения тёплого воздуха розовые лепестки цветов яблони, прозрачные в солнечном свете. Бог весть, как они оба очутились здесь: кто из них раньше пришел, кто -- позже? Этого ни он, ни она не могли бы сказать. Весна, солнце, любовь взяли их за руки и привели друг к другу, под осыпанными цветами ветви яблони. Это было весеннее чудо, а чудо потому и чудо, что оно необъяснимо...
Девушка не смотрела на Алешу, и он видел её лицо в профиль; её глаза остановились на одном ощущении, глубоком и таинственном, в котором чувствовалась вечная тайна предопределения. Её руки бессильно висели, грудь часто дышала, а лицо было неподвижно, и в нем было решение, не её, но кого-то, кто давно предназначил совершиться этому мгновению.
Да, это было мгновение, заключившее в себе вечность; казалось, они неожиданно переступили какую-то тайную черту и вошли в солнечный свет иного существования, где понятно все без слов и движений, где души говорят между собой...
Но вот -- налетел какой-то вихрь, горячий, удушливо-ароматный, полный золотых искр и розовых лепестков яблони, окружил их, как огненный столб... И Алеша не знает, как её руки очутились в его руках, как её грудь приникла к его груди... Теплая золотая сеть опутывала их и сжимала все теснее, так сильно, что для груди не хватало воздуха, голова кружилась, в глазах темнело...
Целый день они бродили по городу вместе, как во сне, не чувствуя ни зноя, ни усталости. То спешили говорить, -- нужно было так много сказать, что, казалось, слов и времени не хватит, то молчали и смотрели друг на друга, улыбаясь так светло и радостно, что прохожим вчуже становилось завидно...
Какой-то мальчик предложил им купить ночные фиалки, белые, северные цветы, которые пахнут только вечером и ночью. Алеша взял Леле и себе по букету. Потом они зашли в какой-то ресторан пообедать. И во время обеда продолжали знакомиться и раскрываться друг перед другом, как цветы, согретые первым солнечным лучом. А когда они вышли на улицу -- она заикнулась было о своем прошлом, но он не дал ей говорить. Что ему за дело до её прошлого? Он любит ее сейчас такою, какая она есть, -- а она представляется ему чистой, прекрасной, невинной телом и душой, девушкой. Разве это не так? Ведь, она любит по настоящему впервые, и он первый берет поцелуи её единственной любви!.. И он ничего не хотел знать о том, что у неё было когда-то...