– А куда мы едем?
– Я хочу показать вам место, которое мама купила для музея.
Кэтлин нахмурилась:
– Олан сказал, что никому не говорил о своих планах насчет музея.
– Он мне и не говорил, – заверил ее Коди. – Но в тот день у нас на ранчо я сразу понял, что отец попросит вас взять на себя руководство музеем. Вы умеете описывать чувства, которые вызывает та или иная картина. От вас исходит внутренний свет, когда вы это делаете.
– Я еще не дала своего согласия, Коди, – предупредила она. – У меня ведь нет специального образования искусствоведа или менеджера.
– У моей мамы его тоже не было, Кэтлин, ей даже не удалось закончить школу. Она бросила учебу, когда тяжело заболела ее мать. А дома оставалось пятеро младших братьев и сестер.
Этот мужчина верил в нее. Кэтлин и сама поразилась, как много значила его поддержка. И в ту же секунду поняла, что это больше, чем просто поддержка. Медленная улыбка растянула его губы. Сердце Кэтлин возбужденно забилось, и она почувствовала, как земля уплывает из-под ног. Боже, ей и в своих-то чувствах трудно разобраться, а его для нее – тайна за семью печатями.
– Поедемте, – спокойно сказал Коди. – Я же не прошу вас принять решение прямо сейчас. Просто поедем со мной, чтобы посмотреть место будущего музея.
И она уже не колебалась. Со странным чувством обреченности Кэтлин призналась себе, что позови он – и она пойдет за этим мужчиной хоть на край света.
Коди свернул с шоссе, ведущего в Вулф-Крик, на проселочную дорогу. Он старательно объезжал самые глубокие колдобины на дороге. Но и от маленьких машину бросало из стороны в сторону. Кэтлин вцепилась в подлокотник сиденья, пытаясь удержаться на месте.
– Первое, что потребуется, это выровнять дорогу и насыпать гравий, – ухмыльнулся Коди.
Дорога проходила через небольшую сосновую рощу, из-за деревьев в салоне стало совершенно темно.
Когда они наконец выехали из рощи, Кэтлин не смогла удержать восхищенного вздоха. Она замерла при виде такого великолепного зрелища. Прямо перед ней лучи заходящего солнца мягко освещали прекрасный двухэтажный дом, построенный в колониальном стиле.
Он величественно возвышался на невысоком холме на фоне голубых и серых пиков гор.
Коди проехал к главному входу и остановил машину.
– Это фантастика! – выдохнула Кэтлин, обведя глазами шесть колонн, поддерживавших всю длину галереи второго этажа.
– Подождите, пока не увидите все внутри, – сказал Коди, подходя к широкой двустворчатой двери с ключом в руках. Он открыл ее и щелкнул выключателем.
Кэтлин шагнула в высоченный холл и затаила дыхание. Прямо над головой висела огромная люстра, сверкавшая тысячью маленьких капелек-бриллиантов. Слева поднималась вверх витая лестница, ведущая на балкон второго этажа.
– Как видите, мы так и не довели ремонт до конца. Я появлялся здесь время от времени, чтобы поработать, но дел здесь еще невпроворот.
– Как умерла ваша мать? – неожиданно спросила Кэтлин.
– Погибла в автокатастрофе. – Коди закрыл дверь.
– И как давно это случилось?
– В декабре исполнится четыре года. – Он хотел отойти, но почувствовал ее ладонь на своем локте. Казалось, прикосновение пронзило его до самого сердца. Коди посмотрел Кэтлин в глаза и почувствовал, что мир вокруг них перестал существовать. – Давайте осмотрим все остальное, – сказал он внезапно осипшим голосом.
Кэтлин хотела убрать ладонь, когда вдруг его пальцы сжали ее. Он повел Кэтлин через широкие двери в виде арки направо, туда, где располагалась, по всей видимости, гостиная, и снова щелкнул выключателем, прогоняя сгустившиеся сумерки.
Длинная вместительная комната была в том же состоянии, что и холл. Высокие окна выходили на передний двор, а кирпичный камин украшал одну из стен.
Коди двинулся дальше.
– А это – огромная кухня. Как вы можете заметить, мы здесь уже многое сделали.
– Почему вы не завершили ремонт в память о матери?
– Я, собственно, так и планировал. Отец тяжело переживал ее смерть. В день похорон он просто закрыл мастерскую и не открывал почти два года. Просто прекратил рисовать.
– Как грустно, – пробормотала Кэтлин.
– Мама собрала самые лучшие картины дома. Это те, с которыми она не захотела расстаться. Отец подтрунивал над ней, говоря, что скоро мы начнем голодать, потому что она никак не решится продать их. А мама отвечала, что он достаточно успел заработать и мы безбедно можем и дальше жить на проценты. Домашняя галерея всегда была открыта для гостей дома. Мама бродила с ними между картин, выбирала пару пейзажей и рассказывала о них. Даже затрудняюсь сказать, сколько раз я видел, как люди стояли и слушали ее затаив дыхание. Мама умела оживить воображение своих слушателей.
Коди внимательно посмотрел на Кэтлин:
– Я не верил, что кто-нибудь еще способен на такое, пока не услышал, как вы описывали свое восприятие картин о боевых подвигах Кастера. Это два пейзажа из личной коллекции матери, две ее любимые картины. Если бы вы тогда так не смутились, то заметили бы на лице отца восторг и восхищение. Да и на моем тоже.
Кэтлин потупила глаза, но он успел заметить блеснувшие в них слезы. Коди захотелось обнять женщину и утешить не только ее, но и себя. Он и сам не понимал, отчего вдруг у него возникла такая жажда, но так случилось при первой же встрече с этой женщиной. Ему никогда не приходилось переживать ничего подобного. С желанием все было просто – он умел с ним справляться. А вот чувство к Кэтлин было гораздо сложнее. И становилось опасным.
Коди выпустил ее ладонь и мгновенно пожалел о сделанном. Он знал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать. Чтобы справиться с нахлынувшим желанием снова сжать ее ладонь, Коди засунул руки поглубже в карманы своих джинсов.
Кэтлин подняла на него глаза, в которых уже высохли слезы.
– Олан так и не сумел пересилить себя, чтобы закончить здесь все, – мягко сказала она.
– Насколько я знаю, он больше так и не переступал этого порога с тех пор, как мама умерла. Но я знал, что однажды он снова захочет довести до конца то, что она задумала. Олан явно был счастлив, когда понял, что теперь знает, кому можно доверить эту задачу. Кэтлин отвернулась и прошла к окну.
– А почему не Дженни? Разве отец не может доверить это ей?
– Он встретил Дженни около года назад, и я уверен, что полюбил ее. Но она полная противоположность моей матери. Не потому, что на целое поколение моложе и происходит из очень состоятельной семьи. Дженни восхищается всем, что творит мой отец, но совершенно не понимает живописи. Я не осуждаю ее, она чудесная женщина и много значит для отца, но думаю, он сознательно выбрал кого-то совершенно непохожего на маму. – Коди пожал плечами. – Но это лишь догадки. Может быть, я и не прав. Но точно знаю, что Дженни спокойно прожила бы без живописи и искусства, не то что мама. Или вы.
Кэтлин вздохнула и снова повернулась к окну. Наступила ночь, и Коди видел ее отражение в оконном стекле так же четко, как в зеркале. И в этом отражении легко читались нерешительность и неуверенность.
– Боюсь, что вы и Олан слишком многого ожидаете от меня. Что, если мы всерьез займемся всем этим, и тут выяснится, что я не в состоянии справиться?
– Я помогу вам, – тут же предложил Коди, поражаясь самому себе. Уж не сошел ли он с ума? Ведь только что сделан шаг по пути, который может погубить его.
Кэтлин покачала головой:
– Вы не поняли. Что, если я не смогу? Вдруг посреди всех этих работ и затрат выяснится, что у меня вовсе нет того инстинктивного понимания, которое вы во мне подозреваете? Что, если я совсем не похожа в этом на вашу мать?
– Я рассказал вам о маме вовсе не для того, чтобы вынудить принять решение. Я просто хотел, чтобы вы поняли, как возник этот проект. И мой отец больше никому не делал подобного предложения. Очевидно, он увидел в вас нечто особенное и доверился вам. И я с ним согласен.