В отличие от пустынного вестибюля РОПП, здесь было шумно и суетно. Сновали туда-сюда люди, кто-то громко говорил в коридоре, где-то звенели телефоны, что поначалу удивило — свет был от керосинок. Но потом заметил у дежурного полевую «вертушку» и удивление растворилось. На меня внимания никто не обращал, лишь дежурный, пропуская меня через клетку-шлюз, уже привычно направил мне в глаза фонарь-переноску, забрал у меня бумажку, прочитал ее внимательно, а затем вернул, сказав бесцветным голосом:
— Отдел кадров напротив, туда пропуск не нужен, — и указал рукой на дверь у меня за спиной.
Действительно, там был обитая дерматином дверь с требуемой табличкой. "Горсвет, Отдел кадров. Зам.н. О.К. Березаев Павел Демьянович". Стучать в такую дверь было бесполезно, все равно не услышат, так что я ее просто потянул на себя и вошел.
Отдел был представлен одним единственным человеком — седым и лысоватым дядьком годам к шестидесяти, росту такого, что его едва было видно из-за стола, одетого, к моему удивлению, в костюм, хоть и без галстука. Правда костюм был такого удивительного цвета, что я заподозрил, что портной украл сукно для его пошива с бильярдного стола.
Дядек был не лишен чувства юмора — на стене висел плакат с надписью, гласившей: "Приходи редко, проси мало, уходи быстро". При этом не похоже, что он был работой перегружен.
— Садись, — сказал дядек, после того как мы обменялись приветствиями, и указывая на неудобный как "кресло грешников" стул с прямой спиной и бурым дерматиновым сиденьем системы "але геморрой".
Точно, на таком долго не засидишься, уйдешь быстро и просить ничего не захочешь. Это я осознал сразу, едва усевшись.
— Давай направление, — сказал он, протягивая руку с вытатуированным на тыльной стороне ладони якорем.
Читал он его недолго, хмыкнул пару раз над какими-то своими мыслями, затем аккуратно подшил в папку, которую, не вставая, извлек из шкафа. Затем сунул мне ротапринтную анкету на трех листах, спросив попутно:
— С чернильницей писать умеешь, или карандашик дать?
— Лучше карандашик, — честно ответил я.
— Держи, только очинен худо, — сказал Березаев, прокатив по столешнице просто карандаш, действительно заточенный кое-как, словно топором. — Документов-то никаких, небось?
— Откуда? — чуть преувеличенно удивился я, — Во двор на минутку вышел.
— А где тебя закрыло?
— В сарайчике.
— А я в подвал за огурцами полез, на даче. Новый год справляли. То-то думаю гости удивились, куда хозяин пропал, — вздохнул дядек. — А жена так в особенности, решила. Небось, что к любовнице сдернул.
— А давно было, Пал Демьяныч? — вежливо поинтересовался я.
— Да девять лет уже как. Ты пиши анкету, времени мало, мне тебе документы выписывать, а потом бухгалтерия, замбой, в общем — хватает дел.
Анкета оказалась хоть и длинной, но простенькой, касалась больше бывших мест работы да полезных навыков. Березаев, почитав ее бегло, отчеркнул красным карандашом пункты про срочную службу, военную кафедру, охоту и рыбалку, чуть подняв брови, обвел в яркий овал мою запись о долгом стаже за рулем мотоцикла. Даже спросил:
— Мотоцикл точно водишь?
— Точно вожу. А что?
— Да мало кто умеет у нас. — сказал тот, опуская глаза в анкету, — Мы же не французы сюда ссыпаемся, климат сам знаешь, какой, вот и получается, что мотоциклов тут много, вроде как, а мотоциклистов мало. Учим, естественно, но все равно это уметь надо.
— Ну… могу, если надо, — пожал я плечами, — Только у вас тут что за климат?
— Обычный. Но с коляской и зимой гоняем. Как в войну ездили, так и у нас ездят.
Я немного опешил, но потом вспомнил, что вроде как в той же хронике мотоциклисты круглый год катались. Да и что это за транспорт на войне, если он сезонный?
— А у вас тут что, «цюндапы» какие-нибудь трофейные? — заинтересовался я.
— "Харлеи", нас на снабжение с ленд-лизовского склада поставили, так что иного не полагается, — сказал Пал Демьяныч, отодвигая анкету в сторону. — Претендуешь?
— С коляской?
— С ней самой, — подтвердил тот, — И с приводом на коляску.
— Я с коляской не ездил, — чуть растерялся я.
— Поездишь, — резонно возразил Березаев, — У нас тут и без коляски поначалу никто не ездил, а вот пожалста. Привыкнешь. Плащ тебе дадим трофейный, кожаный, от самокатчика немецкого, все девки твои будут.
Я покосился на его костюм, подумав, не явился ли именно этот критерий основным при выборе цвета сукна, но затем все же усомнился, Пал Демьяныч на ловеласа никак не тянул, да и от колера такого дамы скорее разбегутся.
— И чего мне, кататься взад-вперед? — уточнил я. — Что за работа-то?
— У нас служба, а не работа, — поправил меня Березаев, — А вообще в мобильную группу. И посыльным, и разведкой, и вообще на всякий случай. Хорошая служба.
— Ну… как скажете, я согласный.
— Ну и хорошо, раз согласный, тогда помолчи пять минут, пока все отношения заполню.
Справился он минут за десять, а не за пять, как обещал, заполнив несколько отпечатанных бланков, в каких и предложил расписаться. Расписываться пришлось деревянной ручкой с пером, макая ее в двойную чернильницу, похожую на те, что раньше на почтах стояли, в результате одна подпись расплылась, а на вторую я посадил кляксу, и пришлось подписываться второй раз. Но справился.
— Ага, молодец, можешь когда хочешь, — прокомментировал мои усилия Березаев.
* * *Дальше все пошло удивительно быстро. Сначала он сообщил мне, что я обязан сфотографироваться на документы, затем отправил меня в бухгалтерию, всучив пачку бумаг, где мне пришлось посидеть минут десять, пока меня вносили в какие-то ведомости, и после чего я получил на руки нечто интересное — "Расчетную книжку" с отрывными страницами вроде чеков, на каждой из которых стоял синий штамп, обозначавший номинал чека, и чья-то небрежная подпись.
— И что, не подделают? — удивился я такой простоте местного расчетного средства.
— Да кто подделает? — спросила толстая девушка с усами и кудрявыми черными волосами, сидевшая за столом напротив. — У нас тут в городе семнадцать тысяч населения, зарплата на счету организации, все предъявленные к оплате чеки мы проверяем. Или попадется, или дело того не стоит. Пока проблем не было.
— Ага, хорошо, — кивнул я, убирая книжку в карман джинсов.
— Идите в вещевую службу, там ждут.
В отличие от бухгалтерии, сидевшей на втором этаже, вещевой склад размещался в подвале. Заведовала им тетка слоновьей комплекции, затянувшая свой необъятный бюст в гимнастерку самого последнего размера. Несмотря на суровый вид, меня приняла доброжелательно, сразу восхитившись моим имеющимися гардеробом.
— Повезло тебе! — объявила она. — А я сюда в ночной сорочке и босиком, хорошо что лето было.
— Это как?
— В уборной лампочка перегорела, — пояснила она, начиная заполнять вещевой аттестат на меня. — Получаешь пока летнее обмундирование и… ага, спецодежду. Танкошлем, плащ кожаный… ох ты… а надо посмотреть, остались еще или нет… Плащи раздает направо и налево, это где их напасешься на всех… так, ага… ну это есть, это не проблема.
Почему то я такой тираде на пункте "плащ кожаный дефицитный" не удивился ни разу. Не знаю почему, но вот такое предчувствие у меня сложилось сразу же, как Березаев про него упомянул. Понятия "вещевой склад" и "безвозмездная выдача кожаного плаща" никак в моей вселенной не могли ужиться вместе.
С остальным проблем не возникло. Даже сапоги дали померить сразу несколько пар, причем вполне добротные, юфтевые, не кирзачи. Предупредив, правда, что если их изорву до окончания срока носки, то потом уже кирза достанется. Гимнастерку выдали хэбэшную, сдавленную по сгибам так, что о складки порезаться можно было, словно ее с помощью пресса упаковывали. Выдали непривычно не слишком широкие галифе, отмотали портянок. Затем мне досталась уже знакомая кепка-фуражка без всяких кокард и эмблем, которую я уже мысленно перекрестил в «фураньку», классический советский вещмешок с завязкой, памятный еще по собственной службе, мотоциклетные перчатки с крагами, добротностью натолкнувшие на мысль, что это трофей, а вот про плащ тетка забыла. А я напомнил.