Не зная монофизитских традиций и полагаясь только на постановления нынешних конференций, православные никогда не смогут понять, чего стоят слова их монофизитских собеседников - насколько их суждения репрезентативны. Стоит ли нам повторять неудачный опыт латинян, выдумывая очередные унии (да еще с таким ущербом для себя), которые приживутся только на бумаге.
А в перспективе собственно церковной приходится ставить и вопрос о том, как реагировать православному человеку на все порожденные шамбезийской унией канонические, экклезиологические, догматические, агиологические, антропологические и нравственные смущения? Нам не приходится выдумывать свой ответ. Он уже дан Преданием: 15 правило Двукратного собора благословляет: "Отделяющиеся от общения с предстоятелем, ради некия ереси, осужденныя святыми Соборами или отцами, то есть когда он проповедует ересь всенародно, и учит оной открыто в Церкви, таковые аще и оградят себя от общения с глаголемым Епископом, прежде Соборнаго разсмотрения, не токмо не подлежат положенной правилами епитимии, но и достойны чести, подобающей православным. Ибо они осудили не Епископов, а лжеепископов и лжеучителей, и не расколом пресекли единство Церкви, но потщились охранити Церковь от расколов и разделений".
Хочется еще вспомнить, чего стоило его исповедание св. Максиму с учениками, и чего оно может стоить в наше время. Речь не о физических мучениях, которые могли бы, скорее, облегчить выбор пути (в перспективе спасения души), а о более запутанном деле - отношении к иерархии. Св. Максиму пришлось дожить до времени, когда не осталось ни одного патриарха-нееретика, и когда его, не имевшего священного сана, годами держали без причастия. На заданный ему вопрос о том, что он будет делать, если православной иерархии не останется, он отвечал: "Дух Святой анафематствовал чрез апостола даже ангелов, вводящих что-либо новое и чуждое проповеди" 25 . Именно преп. Максимом Исповедником и именно в связи с соблазном монофизитской унии были сказаны слова: "Если и весь мир причастится с еретиками - я один не причащусь". Сегодня наше положение далеко не столь катастрофично, несмотря на недавние постановления Константинопольского, Алесандрийского, Антиохийского и Румынского патриархатов.
В. Болотов справедливо заметил, что "опыты унии способны только увеличивать спор, а не производить мир" 26 . Поистине, ища мира с дальними, шамбезийские переговорщики теряют мир с ближними. Ища соединения с давно ушедшими, они порождают новый раскол в самих православных Церквах. Впрочем, слово раскол здесь в точном своем смысле неприменимо. Раскол - это разделение в единомыслящих. То, что произойдет в России, если документы Шамбези будут утверждены, лишь по внешности будет расколом. На деле произойдет вероучительное разделение на православных и новых униатов. Афон не принял шамбезийской унии. Неужели церковная история совсем не подсказывает, что мнение Афона значит для православного народа и духовенства больше, чем постановления любого ученого совета? В России в случае принятия иерахией унии просто повторится украинская церковная ситуация 1992 года.
Конечно, читая шамбезийские документы, можно пожалеть о столь далеко зашедшей секуляризации профессиональных "богословов", к числу которых нельзя не отнести и наших "подписантов". Но нельзя пожалеть и о нашей современной церковной жизни, где важнейшие вопросы веры отдаются на откуп узкому кругу людей, не любящих и не ценящих Православие в его духовной уникальности и в его многовековой, поистине апостольской аутентичности 27. Нас беспокоит не только то, что тремя представителями нашей Церкви были подписаны документы в Шамбези. Нас беспокоит то, что ничего не сообщалось ни о какой альтернативной экспертизе решений 1989-1990 гг. со стороны Русской церкви и ее Духовных Академий и иных богословских учебных заведений.
Может быть, на недоумения, отмеченные нами, был найден ответ в ходе многолетних переговоров. Но почему он не был опубликован? Слишком много недоговоренностей в увидевших свет публикациях. Например - можно ли соединяться с общиной, имеющей полуторатысячелетнюю историю, не зная, сохраняет ли она верность всем своим вероучительным книгам, соборам и учителям. Ведь если сохраняет - то эти соборы, книги и учителя становятся - нашими. Можем ли мы знать - какое наследство принимаем? Несомненно, позиция монофизитов эволюционировала. Но от каких именно позиций монофизитов VII-VIII веков отреклись современные "нехалкидонские богословы"? Будем ли мы теперь вслед за монофизитами поминать - "иже во святых отца нашего Диоскора"? Или, может, чтобы не нарушать с таким трудом достигнутого нового церковного мира, православным надо теперь устранить какие-то формулировки и термины из своего обихода? Имеем ли мы по-прежнему право строить свое богословие на преп. Максиме Исповеднике? или мы обязаны отныне следовать учению "Отца Церкви" Диоскора? Думал ли кто-нибудь над тем, что оправдание монофелитства автоматически подвигает нас к унии с католиками, ибо монофелитство - единственная ересь, получившая официальную поддержку с Римской кафедры (папа Гонорий), а, значит, оправдание монофелитства сильно укрепляет римские притязания на догматическую непогрешимость папы? Без ответа на эти вопросы ратификация шамбезийских договоренностей была бы просто непонятным и непростительным богословским хулиганством.