— Начальник, спать надо, — строго сказал Назир. — Завтра немножко плохо будет. Караарча дорога совсем яман…
На другое утро мы встали на рассвете, наскоро позавтракали и быстро свернули лагерь. С первыми лучами солнца наш маленький караван выступил.
Впереди в сером парусиновом костюме и широкополой соломенной шляпе шагал Пахарев. За спиной у него болталась туго набитая полевая сумка и висел винчестер — тайная мечта Женьки. Следом за Николаем Петровичем шел Назир, ведя в поводу навьюченную лошадь. Улыбающийся Муссолин, громко причмокивая, подгонял заостренной палкой ишаков. Мы с Женькой тоже вели лошадей с вьюками. Караван замыкала Инна верхом на лошади Пахарева.
Невыспавшийся Женька зевал во весь рот и, косясь на Инну, вполголоса бубнил:
— Видал? Сидит, как на козе… Ты скажи, зачем в Горный девчонок берут?
— Что ты к ней привязался? — не вытерпел я и, чтобы позлить Женьку, добавил: — По-моему, она ездит верхом не хуже тебя.
— Балда! — немедленно обиделся Женька. — Я с четырех лет езжу… — Он рванул лошадь за повод и обогнал меня.
Караван медленно двигался вверх по широкой зеленой долине Кок-Булака. Косые солнечные лучи разогнали туман, и долина засверкала от обильной росы.
Мы шли навстречу солнцу, и высокие, до пояса, травы вспыхивали и переливались миллионами радужных огоньков. Впереди вырастал снеговой гребень Наткала. Над ним быстро плыли редкие золотисто-белые облака.
Простор и прохлада зеленой долины, густая синева неба, ветер, несущий влажные запахи трав и хвои, ослепили и опьянили нас. Женька сорвал с головы кепку и, подражая ишаку, заорал: «И-я, и-я, и-я-а!» Сдержанная обычно Инна по-мальчишески задорно усмехнулась, подставляя лицо налетающим порывам утреннего ветра. Даже суровые морщины Пахарева стали мягче, и Николай Петрович начал негромко напевать что-то в такт мерной поступи тяжело навьюченных лошадей.
Назир разыскал брод, и мы переправились на другой берег зеленоватого, быстро текущего Кок-Булака. Еще несколько километров пути — ив лицо пахнуло холодом и сыростью из темной щели Караарчинского каньона.
Назир был прав. Дорога вверх по Караарче оказалась не из легких. Собственно, никакой дороги не было. Не было даже тропы. Лишь благодаря находчивости Назира и поразительному хладнокровию Пахарева мы шаг за шагом тянули лошадей и ишаков по узкому дну каньона, заваленному глыбами серого известняка.
Пенистыми водопадами сбегали по каменным ступеням ледяные воды Караарчи. В каньоне, в который никогда не заглядывало солнце, было сумрачно и сыро. Пронзительным холодом веяло от замшелых обрывистых скал. Только узкая полоска синего неба над головой да освещенные невидимым солнцем серебристые вершины елей высоко вверху напоминали о тепле и лете.
За одним из поворотов огромный свал почерневшего прошлогоднего снега стеной перегородил ущелье. К счастью, под снегом тянулся коридор, промытый весенними водами. Коридор был узкий, но все же удалось пробраться по нему. Лошадей и ишаков пришлось развьючивать, а груз тащить на себе.
Миновав снежный коридор, устроили привал. Площадка, на которой мы остановились, оказалась так мала, что на ней можно было лишь стоять. У лошадей тяжело поднимались и опускались покрытые пеной бока. Несмотря на сырость и холод, царившие в каньоне, мы все были мокры от пота. Дрожали колени. Мучительно хотелось сесть, но сесть было решительно некуда. Муссолин и Назир, присев на корточки, тихо переговаривались, качали головами. Вопреки обыкновению Муссолин даже не улыбался.
Один Пахарев, казалось, не был измучен, хотя он только что таскал вместе с нами тяжелые вьюки. Откинув назад голову, он, видимо, прикидывал высоту известняковых обрывов, потом записал что-то в полевом дневнике.
Резкий и подчас несправедливый в обычной обстановке, он поражал спокойствием и выдержкой всюду, где было по-настоящему трудно. Теперь, внимательно взглянув на нас и убедившись, что мы немного пришли в себя, он дал знак продолжать путь.
Женька чертыхнулся сквозь зубы. Мы поплелись дальше.
Я потерял счет, сколько раз мы развьючивали лошадей и ишаков и таскали груз. В одном наиболее трудном месте пришлось тащить чуть ли не на себе и лошадей, придерживая их за хвост, за гриву и подпирая сбоку, чтобы животные не оступились на скользких камнях.
С ишаками дело оказалось проще. Муссолин по очереди подлезал под каждого ишака, покрякивая, взваливал его на плечи и переправлял через наиболее опасный участок.