Вспотев от огорчения, я начал карабкаться обратно вверх по саю. Когда я, изрядно устав, выбрался со своим грузом на гребень, отделяющий сай от соседней долинки, стало совсем темно. Пробовать спускаться к Караарче по одной из боковых долин не имело смысла. В них также могли оказаться уступы и водопады, на которых в темноте легко было сломать шею. Ночевать полуголому в горах тоже не улыбалось. Оставался один выход: пройти альпийскими лугами несколько километров на запад, в верховья Караарчи, и оттуда спуститься к лагерю вдоль реки, на которой, по словам Женьки, водопадов не было. Это удлиняло путь часа на три; кроме того, и на этом пути могли встретиться крутые подъемы и спуски, но… выбирать было не из чего. В темноте я полез вверх по склону, поросшему густой высокой травой.
Пока на западе еще были различимы последние отсветы вечерней зари, можно было ориентироваться на них, поднимаясь и спускаясь по бесконечным поросшим травой увалам. Я переходил вброд какие-то ручьи, исцарапал лицо и руки о колючий кустарник и сильно ушиб ногу, провалившись в чью-то нору. Плечи и шея нестерпимо ныли от тяжести груза, острые края камней впивались в спину. Сколько раз я останавливался с мыслью бросить свой импровизированный рюкзак и идти дальше налегке. Однако, переведя дыхание и отерев с лица соленые ручейки пота, снова взваливал на плечи злополучные штаны с образцами и плелся дальше.
Явиться в лагерь с вестью о месторождении, но без единого образца казалось позорным.
Наконец исчезли последние бледные краски зари. Я совершенно потерял ориентировку и остановился. Вокруг было темно и тихо. Так тихо, что отчетливо слышалось громкое биение моего сердца. Глаза привыкли к темноте, но не видели ничего, кроме звезд, сверкающих в густой, кромешной черноте. Нельзя было даже догадаться, что находится впереди: ровная площадка, склон или обрыв. Оставалось ждать восхода луны.
Я опустил в траву груз и сел на него. И тут меня сразу же охватил страх. Пробираясь в темноте с увала на увал, я думал только о том, чтобы не потерять направление и не свалиться куда-нибудь. Но стоило остановиться и присесть, как все ночные ужасы пустынных гор завладели воображением. Уже в самой тишине, от которой звенело в ушах, было что-то страшное. Я напряженно вслушивался. Вот где-то стукнул камень и затрещала сухая ветка. А вдруг это подкрадывается барс или… еще что-нибудь?
Какое было бы счастье очутиться сейчас в лагере, у веселого костра, рядом с товарищами! Я глубоко вздохнул. Даже Пахарев с его резкостью и злыми насмешками показался в эти минуты родным и близким.
Вскоре меня начало познабливать. Ночь была прохладная.
Ждать пришлось долго. Я совершенно закоченел, прежде чем призрачный свет невидимой еще луны осветил вершину Палатхана. В непроглядном мраке стали вырисовываться неясные контуры ближайших скал и кустов. Теперь можно было потихоньку двигаться дальше. Я взвалил на плечи груз и, нащупывая каждый шаг, побрел на запад.
Наконец желтый серп луны показался над горизонтом. Можно было осмотреться. Справа темнел скалистый гребень, слева ровный склон полого спускался далеко вниз. Леса внизу уже не видно… Я находился в самых верховьях Караарчи. Круто повернув, я быстро пошел вниз по склону, туда, где должна была быть река. Теперь, когда бледный свет озарял окружающие предметы и появилась уверенность, что я иду правильно, страх исчез совершенно и даже штаны с образцами стали казаться менее тяжелыми.
Пологий склон кончился невысоким земляным обрывом. Несколькими метрами ниже расстилалось широкое галечниковое русло. В лунном свете оно казалось почти белым.
Спуститься к реке было делом нескольких секунд. Теперь оставалось идти вниз по течению Караарчи на восток до самого лагеря. По моим расчетам, до него могло быть не более пяти километров. Я взглянул на часы. Стрелки показывали половину первого. Через час-полтора буду в лагере. Там все, конечно, давно спят, решив, что я заночевал где-нибудь в пещере в горах. Приду совсем тихо, разложу образцы вокруг погасшего костра — и скорее в спальный мешок. Воображаю, какие лица будут утром у Инны и Женьки.
Выпив прямо из реки несколько горстей холодной воды, я зашагал вдоль берега. Сухие обточенные гальки шуршали под ногами. Негромко шумела река.
Постепенно галечниковая равнина начала суживаться, склоны сблизились, стали круче, и вскоре я вошел в сумрачную тень высоких скал. Начиналось ущелье Караарчи.
Идти стало труднее. Камни и колючий кустарник часто преграждали путь. Местами приходилось пробираться прямо по воде.