Вдруг совсем близко передо мной, за кустами, послышалось громкое фырканье и плеск воды. Я замер на месте. Фырканье повторилось ближе. Затрещали кусты. Дрожащими пальцами я вытащил из кобуры револьвер и взвел курок. В этот момент несколько крупных животных с шумом выбежали одно за другим на крутой склон правого берега реки и тотчас исчезли в кустах. Я даже не успел рассмотреть, кто это был. Снова стало тихо. Я подождал немного, потом, не пряча револьвера, осторожно пробрался через кустарник, крадучись обошел большую скалу, выглянул из-за ее выступа и… остолбенел. В нескольких шагах, над самым берегом реки, белела палатка, чуть тлел догорающий костер. У костра стоял человек в длинном узбекском халате и большой чалме. Он смотрел вверх по склону.
Проворчав что-то, он покачал головой и повернулся в мою сторону. Я узнал Назира. Значит, это был наш верхний лагерь.
Не вылезая из-за укрытия, я негромко окликнул узбека:
— Эй, Назир, Назир, это ты?
Назир шарахнулся к палатке, присел и забормотал что-то, вытягивая шею и вглядываясь в темноту. Я вышел из-за скалы и хотел подойти к костру, но Назир вскочил, пронзительно закричал по-узбекски и, схватив здоровенную палку, замахнулся на меня.
Я поспешно отскочил в сторону и крикнул:
— Подожди! Это я, Назир!
— Какой я, какой я? — подозрительно и испуганно спросил Назир, не опуская палки.
— Я — Владимир, Володя… Не узнаешь?
Назир несколько мгновений молча рассматривал меня, затем нерешительно спросил:
— Живой?
Я очень удивился такому вопросу, но торопливо ответил, что живой, и сделал шаг к костру.
— Зачем голый? — спросил Назир, поспешно отступая при моем приближении.
— Потом скажу. Не бойся… Заблудился в горах… Ну, понимаешь, дорогу потерял…
Назир опустил палку и, очевидно, поверив, покачал головой.
— Плохо, Володька-ака… Ночь. Спать надо… Ты голый горы ходишь. Совсем плохо…
— Я дорогу потерял. Хорошие камни нашел, а дорогу потерял…
— Потерял, потерял, — проворчал Назир. — Штаны тоже потерял…
— Вот штаны… Камни в них положил…
Назир опять покачал головой, потом осторожно дотронулся до моего плеча, до принесенного мною груза и, видимо, окончательно убедившись, что я живой и говорю правду, стал раздувать костер.
— Мало мало кушай, Володька, — сказал он, ставя на костер казанок. — Твой курсак[26] совсем пропал. Потом лагерь пойдем.
— Может, у тебя ночевать? — спросил я, с наслаждением вытягиваясь на кошме.
— Нет, — серьезно ответил Назир. — Начальник ругать будет. Один час назад девка Инна приходил. Твоя искал. Начальник боится — ты совсем пропал. Говорил, рано-рано твоя искать.
Мне стало не по себе. Я не подумал, что мое отсутствие причинит столько беспокойства товарищам. Значит, уже разыскивают… Инна, которую Женька называл трусихой, не побоялась пойти ночью одна за несколько километров от лагеря, чтобы предупредить Назира о моем исчезновении. Я быстро поднялся.
— Не буду есть. Пойду в лагерь.
— Не буду, не буду, — проворчал Назир, протягивая миску с пловом. — Кушать надо. Курсак совсем пропал. Еще пять минут — ничего. Я тоже лагерь пойду.
— Ладно, — вздохнул я, чувствуя, что не в силах отказаться от ароматного плова. — Давай… Только тебе не надо в лагерь ходить. Сам дойду.
— Сам дойду, — повторил Назир. — Опять дорога потеряешь. Нет, я тоже лагерь пойду.
— А лошади, Назир? — спросил я, оглядываясь.
Назир усмехнулся.
— Лошадка далеко пошел. Завтра искать будем. Очень твоя испугался. Нельзя ночь голый ходить…
Так вот оно что! Значит, это были лошади. Я испугался их, а они меня. Ночью в горах все кажется страшным.
Я быстро покончил с пловом, и мы стали собираться в путь.
Назир взвалил на плечи мой груз и удивленно крякнул:
— Ой-ой, зачем столько камень таскал? Начальник бросал будет…
— Эти не выбросит, Назир. Эти хорошие.
Назир с сомнением покачал головой.
Время приближалось к двум часам ночи, и восток уже начал светлеть, когда мы подошли к лагерю. Еще издали стали видны отблески большого пламени. Миновав последний поворот долины, мы увидели три огромных костра. Один пылал около самых палаток, два других поодаль, на противоположном склоне. В кострах горели целые деревья. Языки пламени уносились высоко в темное небо. Наверное, отблеск этих костров можно было заметить даже с вершины Палат-хана.
Около палаток я разглядел длинную фигуру Пахарева. Сгорбившись, он ходил взад и вперед по освещенной огнем площадке. Еще кто-то сидел на земле возле самого костра.