Выбрать главу

Для нас троих приход в лагерь не означал конца рабочего дня. В ожидании борща, побулькивающего в большой кастрюле, мы раскладывали взятые задень образцы горных пород, писали этикетки, раскрашивали карты, дополняли записи в дневниках.

Николай Николаевич никогда не ленился спуститься еще раз к морю. Он даже считал, что купаться в темноте гораздо приятнее, чем днем. Впрочем, и днем он не пропускал возможности нырнуть и предпочитал маршруты вдоль берега, во время которых можно было, лазая по пояс в воде, осматривать прибрежные скалы.

Сваренный борщ должен был еще «допреть» под старым ватником Сергея Алексеевича. Игорь утверждал, что свой окончательный вкус и запах борщ приобретает именно благодаря ватнику.

Когда все этикетки бывали написаны, образцы упакованы, а наше терпение испытано до последнего предела, Сергей Алексеевич торжественно приглашал к столу. Столом служил большой брезент, разложенный на траве. Мы не заставляли себя ждать и молниеносно занимали места.

За столом обычно царила благоговейная тишина, прерываемая лишь стуком ложек да краткими одобрительными возгласами по адресу борща.

Сергей Алексеевич очень ревниво относился к своим кулинарным произведениям. Он был твердо убежден, что к ним ничего нельзя больше добавить. Положить в тарелку щепотку соли значило глубоко оскорбить его, а попросив перцу, вы рисковали потерять его расположение на целый вечер. Зато ничто так не льстило ему, как просьба добавки. Я прочно завоевал его симпатию во время первого же ужина, одолев три миски борща.

Работы успешно продвигались вперед, однако известняки никому из нас не попадались.

— А ведь не подтверждается пока ваша гипотеза о рифах на вулканическом острове, — заметил как-то Василий Иванович.

— Мыс Ифигении — это не совсем вулканический остров, — возразил я. — Посмотрим, что будет западнее.

— А почему мыс называется Ифигения, кто она такая? — неожиданно спросил Игорь.

Мы переглянулись.

— Какая-то царица или богиня… — не очень уверенно протянул Николай Николаевич.

— Она, должно быть, тут утопилась, — вмешался Сергей Алексеевич. — Место самое подходящее. Кругом красота такая. Я, скажем, как красивое увижу, так меня тоска берет. Чего-то мне надо… А чего, сам не знаю. Так и она. Жила-жила на этой скале, да и затосковала. Поднялась на самую вершину, огляделась, подумала — и бултых! А там, под обрывами, глубина, сами знаете…

— Романтично, но не совсем точно, Сергей Алексеевич, — сказал Василий Иванович. — Ифигения, по преданию, действительно жила здесь, но топиться не стала, ибо покровительница — богиня Артемида — одарила ее бессмертием.

Ифигения — героиня множества мифов и античных трагедий. Ее считают дочерью Агамемнона — царя Аргоса в древней Греции. Слыхали про такого?

Перед отплытием греков на Троянскую войну Агамемнон оскорбил богиню Артемиду: он убил на охоте посвященную ей лань. За это богиня наслала безветрие. Флот греков не мог покинуть гавань. Богиня обещала вернуть людям ветер, если Ифигения будет принесена ей в жертву. Агамемнон по требованию войска вынужден был согласиться.

Ифигению привели в лагерь, но, когда девушка уже лежала на жертвенном камне, Артемида смягчилась. Она похитила Ифигению и на облаке перенесла в Тавриду. Здесь, на этой скале, богиня воздвигла храм.

Ифигения стала жрицей богини. Тут и разыскал Ифигению ее брат Орест, который приплыл в Тавриду вместе со своим другом Пиладом. Друзья увезли Ифигению на родину.

— А если бы не увезли, обязательно утопилась бы, — убежденно заявил Сергей Алексеевич.

Загадка разгадана

Поиски древних рифов на мысе Ифигении не увенчались успехом. В слоях вулканических пеплов и бомб, слагающих обрывы, известняков не было. Не оказалось их и западнее, между мысом Ифигении и похожим на спину гигантского стегозавра гребнем Меласа.

Мы уже трижды переносили лагерь. Срок моего пребывания на Южном берегу подходил к концу. Пора было возвращаться в Симферополь. Однажды за ужином Василий Иванович ласково спросил:

— Как с рифами? И здесь их следов как будто не видно?

Я не принял вызова и предпочел промолчать.

— Остался еще сам гребень Меласа, — заметил Николай Николаевич. — Может, там…

Ночью неожиданно испортилась погода. Ветер пригнал с моря тучи. Начал накрапывать дождь. Пришлось перекочевать в палатки. К утру дождь прекратился, но холодный ветер продолжал гнать вереницы серых облаков. После завтрака мы отправились в последние маршруты. Василий Иванович и Николай Николаевич пошли вниз, к морю, а мы с Игорем полезли на Меласский гребень. Здесь ветер свирепствовал гораздо сильнее, чем в лагере. Временами трудно было устоять на ногах.