Пальцы инстинктивно разжимаются. Не успев сообразить, что произошло, и, кажется, даже не успев испугаться, я лечу вниз по склону, сваливаюсь на плечи Файзулы, и мы оба тяжело грохаемся на горячую сланцевую осыпь.
Жалобно звякают стеклянные бутылки и банки в рюкзаках. Осыпь с шуршанием ползет вниз.
Я чувствую, что моя спина становится влажной. Файзула с трудом выползает из-под меня: и начинает ощупывать рюкзак.
— Все пропал, — говорит он, горестно качая головой.
В его рюкзаке липкий соус из сгущенного молока, свиной тушенки с горохом и битого стекла.
Из моего рюкзака тоненькой струйкой течет спирт, который предназначался для полевой химической лаборатории. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Спину ломит, локти и колени в ссадинах.
— Хорошо падал, — говорит Файзула, окидывая взглядом знатока крутой склон, с которого мы сверзились. — Чего делать будем?
— Там, наверху, большая кобра; я чуть не схватился за нее рукой, потому и свалился.
Густые черные брови Файзулы испуганно поднимаются.
— Не кусал? — быстро спрашивает он, встревоженно глядя на меня.
— Не успела…
Надо убивать, — решает Файзула. — Давай винтовка.
— Нет, я сам. Ты посмотри лучше, что уцелело и рюкзаках.
— Зачем смотреть, все пропал, — убежденно говорит Файзула. — Я с тобой пойду.
Он вооружается сучковатым посохом, и мы снова лезем на скалистый гребень в стороне от того места, где я наткнулся на змею.
Внимательно осматривая каждый камень, каждый выступ желтых скал, мы медленно поднимаемся наверх. Начинает рябить в глазах от напряжения: кажется, что за каждым камнем угрожающе шевелятся большие пятнистые змеи.
Вот и водораздел. Мы тихо вылезаем на плиту желтого песчаника и осматриваемся. Невдалеке на широком карнизе неподвижно лежит темная спираль.
— Не убежал, — шепчет Файзула. — Стреляй, Володька-ака.
Держа двустволку наготове, делаю несколько шагов и стараюсь прицелиться получше. Мушка танцует перед глазами, и змея то уменьшается, то становится большой, как медведь. Я опускаю ружье.
— Давай я, — громко шепчет Файзула.
Я трясу отрицательно головой, делаю еще несколько шагов, снова прицеливаюсь и стреляю сразу из двух стволов.
На карнизе, где лежала змея, возносится пыльный смерч. В нем начинает стремительно хлестать большой темный бич. Мы с Файзулой сломя голову бежим прочь вдоль узкой площадки водораздела. По пути я перезаряжаю двустволку.
Отбежав метров пятьдесят, мы останавливаемся и оглядываемся. Пыль осела. На карнизе, где лежала спираль, темнеет что-то неподвижное, короткое и прямое.
— Хорошо попал, — говорит Файзула. — Пойдем смотреть.
Мы осторожно подходим к неподвижному темному предмету.
У Файзулы вырывается возглас изумления.
— Один хвост, — восклицает он, трогая концом палки то, что осталось от очковой змеи, — голова убежал…
— Не убежал, — возражаю я, указывая на уступ склона, где темнеют еще два обрывка змеи. — Ну и сила! Раненая, она так билась, что сама разорвала себя на куски. Она сильнее тебя, Файзула.
— Хорошо стрелял, — повторяет Файзула. — Сейчас я буду ей голова отрезать. Она будет акт заверять, зачем консервы пропал.
Я смотрю на юг, в сторону нашего лагеря, и горестно ахаю. Под нами отвесный обрыв, с которого без веревок не спуститься. Палатки белеют невдалеке, но пути напрямик к ним нет.
— Плохой дорога, — говорит Файзула.
Осторожно подойдя к краю обрыва, он сталкивает стоптанным ичигом угловатый кусок песчаника. Проходит несколько секунд, прежде чем снизу доносится далекий шорох упавшего камня.
— Совсем плохой дорога, — повторяет Файзула, качая головой. — Надо было перевал идти.
— Придется возвращаться на базу, — решаю я. — Все равно нам нечего нести в лагерь. Поцгли за второй порцией консервов, Файзула.
Мы спускаемся к остаткам нашего груза. Файзула вытряхивает из рюкзака то, что несколько минут назад было стеклянными банками свиной тушенки и сгущенного молока.
Вытаращив глаза и высунув язык, Файзула кромсает остатки змеи большим кривым ножом. Отделив голову, он заворачивает ее в тряпку и кладет в пустой рюкзак.
Налегке мы трогаемся в обратный путь. Файзула больше не поет.
МЕДСЕСТРА ЮСУПОВ
ИЛИ СРЕДСТВО ОТ ФАЛАНГ
Зеленая лужайка, окруженная серебристыми тополями, кишела фалангами. Мы узнали об этом вечером, после того как натянули палатки и сложили очаг из плоских камней.
Большие рыжевато-бурые пауки на длинных волосатых ногах один за другим побежали на огонь костра. При появлении первой фаланги девушки-коллекторы Галя и Лариса дружно взвизгнули. Женька схватил тяжелую балду, которой дробили минеральные пробы, и одним ударом превратил мохнатого паука и мокрое пятно. Балду ополоснули в ледяных струях Ходжа-Келяна. Зажатый скалами, он стремительно катил возле самого лагеря мутные талые воды алайских ледников.