========== 1. Нижний Предел ==========
— Да ты ополоумел, драть по полмеры серебра за меру соли?! Да ещё залежалой!
Если в соляном ряду городского рынка и обходилось без перебранок, то не в середине лета, когда хозяйки заготавливали на зиму свежесобранные грибы, зелень и прочие дары нового урожая. Пока не пришли обозы с солеварен, торговцы сбывали прошлогодние запасы, в том числе слежавшиеся, грязные, перемешанные с толчёным камнем и прочей дрянью. Вот и в этот раз горожане осаждали прилавок, пробовали серые крупинки на запах и вкус и брезгливо морщились на примесь песка.
— Имей совесть, сбавь чуток!
— Пока орёте, до полной меры подниму, да не серебром, а золотом, — невозмутимо отвечал торговец. — Берите какую есть или ждите, пока свежую подвезут.
— До тех пор урожай давно сгниёт, — ворчали жители и, распуская кошели, переговаривались между собой: — Говорят, к зиме и такой не будет. Надо брать…
В Нижнем Пределе гуляла летняя ярмарка — говорливая, многолюдная, щедрая. Хозяева и прислуга трактиров и постоялых дворов сбивались с ног — со всей округи в город съезжались обозы с зеленью, зерном, яблоками; возчикам и охранникам не терпелось весело потратить заработанное серебро, да и купцы не каждую монету берегли для дела. На главной площади было не протолкнуться, так тесно там стояли лавки, палатки, телеги, гружённые разным товаром; торговцы победнее расселись прямо на земле, разложив своё добро на платках или досках. Нижний Предел — город большой, праздник был тоже немаленький — Первых плодов*. С утра до ночи на площади продавали, покупали, меняли, договаривались, знакомились, сватались, братались и расходились — и, конечно, отчаянно торговались и спорили, иногда до выдранных волос и разбитых носов. А ещё обменивались слухами и сплетнями.
— Говорят, будто северные солеварни разорены, — гудел вечером главный городской трактир. — К зиме соль не будут продавать даже на вес золота. И за что такие испытания?
— А слыхали, что сегодня тот, в доспехах, на площади говорил? Сотник-то императорский? Будто идёт отбивать солеварни назад и берёт к себе в войско всех, кто храбр сердцем и хорошо владеет мечом… Будет война!
— Ох, да куда же нам война! Только новую мастерскую наладили…
— Дурак ты! Война-то далеко! Соль-то на севере варят, туда ехать год, а то и все десять!
— Врут всё! — надрывался мельник, стуча деревянной кружкой об изрезанный ножами стол. — Нет никакой войны! И не будет! Врут, чтобы налоги поднять да в карманы себе побольше положить! Никакой жизни честному человеку!
— Тебе мозги мукой запорошило? Императорский указ для кого сегодня на площади читали? — нахмурился человек в потрёпанной одежде наёмного охранника.
— Врань-ё! — отчеканил мельник. — Нижний — вольный город! Никто нам не указ!
— Был вольный тридцать лет назад, — не остался в долгу наёмник, — да только нынче от вашей вольницы одни слова остались.
— Эти слова на ратуше высечены, в камне, как залог, что свобода наша нерушима!
— Был залог, а стал вашей вольнице могильный камень!..
Драка завязалась мгновенно: мельник с рыком бросился на наёмника, тому на помощь пришли трое таких же потрёпанных воинов, за мельником поднялись ещё пятеро… Остальные привычно посторонились, служанки вихрем подхватили кувшины с вином и прочую посуду, а из кухни показались двое крепких парней, которых хозяева держали как раз для таких случаев.
Короткая схватка окончилась на улице полной победой наёмников. Мельник со своими спутниками, поддерживая друг друга и проклиная имперских прихвостней, направились назад в трактир и бранились в дверях с хозяином, отказавшимся вновь пускать драчунов. Из распахнутой двери доносились голоса — там с удвоенным пылом продолжали обсуждать войну и далёкие северные земли.
— Неплохо размялись, — заключил наёмник, споривший с мельником. — Заплатить никто не успел?
— С тобой даже выпить толком не успеваешь, — отозвался один из его спутников. — Бешеный ты, Рик! Пришёл слушать, что люди говорят — так слушай, а сам язык не распускай!
— Будешь меня учить, — проворчал Рик в ответ. — Ещё спускать всякой швали… Эй, а ты кто такой?
Все четверо с недоумением уставились на парня, стоявшего чуть поодаль. Рослый, широкоплечий, в такой же простой одежде и с боевым ножом на широком ремне, он обстоятельно оттирал руки от чужой крови пучком травы, прислонившись к стене.
— Я сперва принял тебя за своего, — проговорил Рик. — С хрена ли ты влез?
— Их было больше, — отозвался парень. — Да и мозги этому мукомолу давно пора прочистить. Каждый вечер орёт, будто войне не бывать. А ведь… — он поднял глаза, и в его взгляде мелькнула мальчишеская, почти детская надежда, — ведь будет война?
— Будет, — твёрдо сказал Рик. — Война не война, а скучать не придётся ни нам, ни нашим мечам. Тебя как звать?
— Верéн. Из Красильной Заводи.
— Ты неплохо дрался, Верен. Если с мечом ты так же хорош, как на кулаках, приходи назавтра в дом напротив ратуши, с синей крышей.
— Где сотник живёт?
— Да, туда. Северная война будет короткой и славной. Самое то, чтобы молодняк вроде тебя разобрался, что к чему. Мы усмирим дикарей-камнеедов, сдвинем границу к Ледяному морю и вернёмся с почётом!
Рик и его спутники ушли, громко болтая и хохоча. В другую сторону направился мельник со своими спутниками — пить дальше их так и не пустили. В трактире распахнулась дверь, кто-то окликнул Верена, но, не получив ответа, скрылся.
***
Верен выбросил испачканную траву, отёр руки о штаны и не спеша зашагал по площади. Возвращаться в душный трактир и слушать опостылевшие разговоры об урожаях и надоях не хотелось.
Нижний Предел, куда он так рвался попасть, оказался и впрямь большим городом. Говорили, народа здесь жило тысяч пять — жуткая прорва. Город был торговый, к приезжим здесь привыкли, и найти заработок было легко. Судье и ювелиру с Восточной улицы требовался охранник, да и кузнец был готов взять помощника, однако Верен не спешил устраиваться на зимовку. Который день бродил по площади да разглядывал украдкой императорских воинов — те дразнили торговок, тратили новенькое блестящее серебро, а меж собой говорили не о жатве и покосах, а о далёких городах, оружии и прочем, о чём подобает говорить мужчинам.
За пять лет, что Верен ходил за обозами, он был сыт по горло торговцами и ярмарками, а тут ещё единственный друг отстал по пути, найдя себе не то службу, не то девку, и стало совсем тоскливо. Он дошёл до помоста около ратуши, с которого днём говорил гордый воин в блестящих доспехах, и остановился.
Даже в густом сумраке было видно, что на столбе у помоста белеет пергамент с коронованным гербом. Букв было не разобрать — они и при свете-то не особо охотно складывались в слова — но Верен помнил наизусть, что императорский сотник Ардерик Медвежья Шкура приветствует в своём войске мужчин от шестнадцати до сорока лет, способных к дальним походам, умеющих ездить верхом и сражаться. Ещё там говорилось о расширении имперских владений и достойной награде, но эти слова помнились не так ярко. Главное — Северный поход был правдой. Вот где ждала слава, вот ради чего стоило столько лет месить грязь, шагая за обозами!
Охранники постарше говорили, будто Верен неплохо владеет мечом. Шестнадцать ему миновало целых три года назад, про привычку к дороге и говорить было нечего. Но кто возьмёт бывшего красильщика и обозного охранника на настоящую войну? Вот воины, которые дрались сегодня в трактире, явно были из сотни Ардерика. Ясное дело, их с малых лет учили владеть мечом и щитом, и на руках у них никогда не бывало пятен от краски, которые сошли с ладоней Верена совсем недавно.
Верен скользил взглядом по едва различимым в темноте строкам, беззвучно шевеля губами. Махнул рукой и развернулся к трактиру, где его ждали товарищи по обозу. Завтра он пойдёт к судье и спросит, нужен ли ему ещё охранник. Туда его может и возьмут.
Утром Верен в чистой рубахе и вымытых сапогах отправился в дом судьи, но сам не заметил, как задержался на площади. Снова там говорил императорский сотник. Он рассказывал о северных краях, суровых, но готовых встретить настоящих мужчин. Издали было не разглядеть лица, но вид начищенных лат и шлема с перьями, а главное горячие, искренние речи волновали и заставляли крепче сжимать рукоять меча на поясе. Такому бы служить!.. Не бездельнику-судье, не возчику-грязнуле… Над сотником развевалось знамя, где были изображены медведь и острый меч, а ещё девиз «Другим не стану». Девиз этот, дерзкий и уверенный, воодушевлял Верена до крайности. Он давно сообразил, что и герб, и имя сотник получил не по рождению, а по заслугам, а потому следил за ним с особым волнением. Может, этот прославленный воин родился в простой семье и сделал себе имя доблестью? Такому бы служить…