Выбрать главу

— Да ну брось!

— Вот и иди, иди!

Где-то на самом краю сознания мелькнула мысль: и правда, с Бригиттой будет время помиловаться после ужина… Но руки как-то сами легли на девичьи плечи, зарылись в пушистые, пахнущие травами волосы, и Верен напрочь забыл о Рике, северянах и даже о том, что две недели не менял рубахи и всю дорогу клялся себе сперва вымыться, а потом уже подходить к достойным женщинам. Да и к недостойным тоже…

— Кайлен! — донеслось снаружи, как сквозь пелену. — Строй своих. По трое в ряд, друг за другом. По трое! В ряд! Один в середине, два по бокам! Мда… Значит так! Встаньте, будто один пьян и на ногах не стоит, а двое его ведут! Вот! А теперь головы выше, грудь вперёд и за ворота, за ворота!..

========== 2. Середина лета ==========

— Стройся в ряд! — выкрикивал Верен. — Арбалеты к бою! По мишеням — стреляй!

Северяне строились бестолково, неровно, но для здешней глуши сойдёт — так говорил Рик. Строем им всё равно не воевать: в горах и лесах ряды смешаются. Красота нужна больше для турниров и праздников — вроде завтрашнего.

— В два ряда! Первые — стреляй! Перезаряжай! Вторые — стреляй! Заряжай! Первые!..

В лучной стрельбе северяне были хороши, но в арбалетной им не хватало терпения и опыта, потому Верен строил их перед мишенями снова и снова.

— Лар, тетиву не дёргай! Дёргать будешь в другом месте! Грэг, заряжай, а не в штанах чеши! Крапивой всыплю, чтобы не зря чесал! Кай, упор в плечо! Держи арбалет крепко, как кружку с элем! Вторые — стреляй!

Верен и не заметил, как стал относиться к северянам как к младшим братьям, даром что иные были старше него. Они так отчаянно рвались в бой, так клялись отыскать дорогу в Бор-Линге и своими руками отправить Шейна пасти овец на Звёздном мосту — ну чисто мальчишки! Потому Верен не заподозрил дурного, когда Рик велел устроить парней в укреплениях, а после показать первые приёмы с мечом. Плёвое дело, не сотнику же возиться! И только спустя две недели сообразил, что все, кому надо что-то от северян, почему-то обращаются к нему.

Ардерик, ясное дело, новых воинов не бросил. Но старшим над ними записал Верена. А в ответ на недоумевающий взгляд ткнул пальцем в столбец с жалованием. Больше Верен вопросов не задавал и от северян не отходил. С Кайленом он сблизился быстро, для остальных тоже стал кем-то между старшим по званию и приятелем. В общем, тем же, кем был для Такко, только теперь неугомонных стрелков стало три десятка, хлопот же с ними было, пожалуй, даже поменьше.

— Молодцы! Собирайте болты и дуйте жрать. Вечером ещё с мечами разомнёмся.

— Так давно вечер, Верен!

Пустошь заливал яркий свет, нимало не напоминавший закатный. Верен махнул рукой:

— Тоже мне вечер! Значит, как солнце над той вершиной зависнет, жду назад. С мечами.

Светлые дни наступили незаметно. Сначала долго-долго ждали весну, затем дивились, как холодны ещё ночи и зелены ягоды в лесу, не сразу осознав, что это и есть северное лето. Зато солнце задерживалось в небе всё дольше. Говорили, что в праздник оно не зайдёт вовсе, и Верен ждал Светлого перелома с почти детским нетерпением.

И не он один! Эслинге готовился к настоящему торжеству с пиром и турнирами. На пустоши между замком и укреплениями поставили длинные столы, соорудили навес на случай дождя. В кухне трудились, не покладая рук. Зерна не было совсем: лепёшки пекли из раннего гороха и творога с тёртой сосновой корой, зато мясо и рыбу везли в замок телегами. Не было недостатка и в молоке — кладовые ломились от сыра и творога, солёного, сладкого, пряного…

Вот и сейчас на ужин дали рыбу, сваренную с молоком. Дома Верен и смотреть бы не стал — этак только улов переводить! — а здесь уплел за обе щеки и снова вышел на пустошь глянуть, всё ли готово к празднику. Кайлен увязался за ним. Ему всё было в новинку: парень ни разу не видел настоящего имперского турнира. Верен, правда, тоже, и от ожидания внутри всё замирало.

Шагах в ста от столов, у площадки для упражнений возвышался помост для зрителей. Площадку расширили, огородили кольями и верёвкой. Опилками очертили круг для фехтовальщиков, а в тридцати шагах поставили щиты с мишенями для лучников и арбалетчиков. У этих щитов уже успели поругаться Такко с Кайленом — каждый собирался унести с состязаний серебряную стрелу.

— Хрен овечий он унесёт, — буркнул Кайлен Верену, тоже вспомнив утренний спор. — С арбалетом он половчее управляется, это верно, но с луком пусть утрётся!

Верен только усмехнулся — Такко говорил почти то же самое.

— Достанешь ещё рыжей краски, когда барон уедет на поля? — спросил Кайлен.

— Ясное дело, достану, — ухмыльнулся Верен. — Баронесса-то ругаться не будет.

Весь месяц, пока барон пропадал на пастбищах, они стреляли по чучелу с рыжей шевелюрой. Луковая шелуха, ржавчина и отвар яблоневой коры превосходно покрасили солому, а старую дерюгу нетрудно было прихватить так, чтобы вышло нечто вроде рубахи с намалеванным на груди оленем. Жаль, с возвращением барона забаву прекратили.

— Хорошо бы Шейн заявился на праздник, — проговорил Верен. — На Перелом был, на Зимнюю четверть был… Сейчас бы мы его так встретили!

— У нас бы не улизнул! — Кайлен ударил кулаком по ладони.

— Успеешь ещё навоеваться, — усмехнулся Верен. — Теперь бы тропу в эту проклятую крепость отыскать…

— Отыщем. В горах, видишь, то обвал, то размоет… Ничего. Всё облазаем, но тропу найдём.

Северные вершины стояли, облитые солнечным золотом. Где-то за ними таилась морская крепость. Что нынче делал Шейн? Готовился к празднику? Или собирал остатки войска?

— Зимой у него осталось всего-то шесть десятков… — вспомнил Верен. — Даже если наскребёт сотню, замок ему не взять. Даже если барон сам откроет ворота и заново распечатает подземные ходы.

— Не взять, — эхом отозвался Кайлен. — Жив не буду, а ему отомщу за отца и за обман.

— Тебя здесь учат не для того, чтобы живым не был, — толкнул Верен притихшего парня. — Что, на Шейне свет клином сошёлся? Завтра присягу дашь и станешь не просто Кай, а честный воин Империи Кайлен из Лосиной долины. Имя наживёшь, денег скопишь, женишься и заживёшь своим домом…

Верен осёкся, сообразив, что говорит больше о себе. Предвкушение снова вытеснило волнение перед завтрашним днём.

— Я обещал весной опоясать тебя клинком, как полагается, — на днях сказал Верену Ардерик. — Весна в этом году задержалась, но на Солнцестояние я сдержу слово.

До мечты стать воином — настоящим, чьё имя записано в войсковой книге и прославлено битвой — было рукой подать. Завтра Ардерик вручит ему меч на глазах у всех, а маркграф и баронесса засвидетельствуют, что Верен из Красильной Гавани не ремесленник, а воин. Лет пять назад Верен сказал бы, что скорее солнце замрёт в небе, чем ему так повезёт. Кто знал, что на Севере сбудется и одно, и другое.

***

— За мир! — привычно поднял кубок Тенрик, и праздник начался.

Оглядываясь назад, Элеонора диву давалась, как они пережили зиму. Ограбленные кладовые, угнанные стада, сожжённое сено. Погибшие люди и лошади. Уцелевшие жители деревень и воины, которых нужно было кормить, кормить, кормить…

— За урожай! — прокатилось по столам. — За лето! За новую жизнь! За наследника!

Элеонора зажмурилась — так отозвался в сердце простой клич. Это она была новой жизнью и надеждой. За неё пили старое, разбавленное водой — чтобы всем хватило — пиво, за неё поднимали кубки и рога! Тонкий плащ давно не скрывал округлившийся живот. Элеонора несла его, как воин — знамя, тая за показной гордостью нескончаемую тревогу.

Её всё ещё мутило, поясницу тянуло, временами не хватало воздуха. Грета и лекарь наперебой уверяли: вот-вот пройдёт, срок-то уже большой! Элеонора устало пожимала плечами. Этому ребёнку предстоит столько сделать. Глупо ждать лёгкой беременности.

Когда слуги в третий раз обнесли всех едой и пивом, от площадки для состязаний прозвучал короткий звук рога. Один за другим воины поднимались из-за стола, в последний раз проверить оружие перед турниром. Встал и Ардерик. Элеонора проводила его взглядом — до чего же хорош! Доспех ладно сидел на его крепком, ловком теле, на наплечниках сверкал императорский герб. Такому воину не стыдно повязать ленту на копьё! Глубоко в груди ворохнулось тёплое, полузабытое… Но следом толкнулся ребёнок, и Элеонора положила руку на живот, забыв о Рике. На мгновение весь мир сосредоточился в мягком толчке.