***
К концу второй недели, когда походный быт окончательно наладился, воины начали почти скучать без незваных гостей. Известие о всаднике, скачущем через пустошь, разнеслось по лагерю быстрее, чем огонь по сухой траве. Всадник был один, лошадь под ним была рослая, имперских кровей, и, пока он огибал замок, воины перебрали с десяток предположений. Императорский гонец? Остаток разбитого подкрепления? Вестник из соседних селений?
К тому времени, как незваный гость подъехал к воротам, его уже ждал Ардерик, на всякий случай держащий ладонь на рукояти меча. С вышек уже разглядели, что вооружён всадник коротким походным луком, а к седлу приторочены три полных колчана стрел. Ещё приметили, что лучник совсем молод, невелик ростом, а в облике было что-то неуловимо чужое — не то разрез темных глаз, не то жёсткие волосы, срезанные по-военному коротко.
Всадник едва успел спешиться, как сквозь сборище протолкался радостный Верен и сгрёб его в охапку:
— Такко! Я сперва глазам своим не поверил…
Напряжение, повисшее было в воздухе, растаяло: Верен успел всем прожужжать уши про друга, от которого так долго ждал вестей. А тот, высвободившись из объятий, склонился перед Ардериком:
— Танкварт Велеринг из Аранских гор. Я хороший лучник и хочу послужить Империи.
— Я наслышан об аранских стрелках, и не только от Верена, — одобрительно кивнул сотник, убирая руку с меча. — Если хотя бы половина того, что о вас говорят, правда, то судьба благоволит нам. Поешь и отдохни с дороги. После проверим, что ты умеешь.
— Я смотрел на тебя со стены и думал, что мне чудится, — всё повторял Верен, пока вёл друга через лагерь. — Как же я рад! Где ты пропадал? И как разжился конём, да ещё таким недурным?
— Конь и вправду недурной, — ответил Такко, — но из-за него мой кошель снова пуст. Я и не думал, что прокормить лошадь так дорого! Если бы не письмо, которое ты оставил мне в Нижнем, я бы вообще не добрался — с ним мне хоть продавали зерно подешевле как имперскому воину.
— Ты его получил? — Верен страшно гордился письмом, которое написал сам от начала до конца, а Такко благоразумно умолчал о том, что мало что понял бы, если бы не приписка и печать Ардерика. Сотник тоже делал ошибки в каждом слове, но всё же их было меньше, да и почерк был разборчивый.
— Получил, конечно, и сразу дёрнул сюда, благо дорогу подсказывали в каждом дворе. Ну и развернулись вы здесь!..
Повсюду кипела работа: обтёсывали брёвна, вострили колья, тащили к строящимся стенам камни. Стучали топоры и молотки, пахло свежим деревом, смолой и дёгтем; в походной кузнице звенел металл. Среди палаток попадались бревенчатые домики с крытыми тёсом крышами. К одному из этих домиков, который поставили для Ардерика, Верен и вёл друга.
— Здесь у нас что-то вроде базара, — рассказывал он по дороге. На утоптанном пятачке крестьяне в меховых безрукавках разложили на повозках или прямо на земле свой нехитрый товар: горшочки с лесным мёдом и воском, глиняную и каменную посуду, тёплые платки и прочее, что могло понадобиться воинам и их случайным подругам. — Имперское серебро даже не показывай. Здесь вон чего в ходу.
Верен высыпал на ладонь Такко горсть тонких монет с гербом Эслингов. Серебряный кружок был таким тонким, что штамп оставил на нём глубокий след, и рисунок с одной стороны был выпуклым*. Такко повертел их в руках с плохо скрытым недоумением, а рассмотрев лося в кольце колючих ветвей, вскинул на Верена удивлённый взгляд.
— Говоришь, имперское серебро здесь не в ходу? Им даже у нас в горах расплачивались чаще, чем аранскими монетами.
— Север чеканит свои деньги, — подтвердил Верен, — и императорский монетный двор ему не указ. Веса в этом серебре, конечно…
— Обычно такие монеты чеканят для больших ярмарок, а здесь, выходит, они постоянно в ходу… А с местными мы, выходит, не враждуем? — спросил Такко, рассеянно разглядывая товары и торговцев.
— С этими — нет. Им самим война поперёк горла. Они хотят только, чтобы им дали спокойно обрабатывать землю и растить детей.
Торговцы совсем не походили на воинов: согнутые спины, мозолистые руки, спокойные взгляды, в которых не было ни капли вызова, ничем не напоминали северян, встреченных на пустоши и уже третью неделю кормивших ворон.
— Отличить камнеедов от мирных жителей легко, — пояснил Верен, — первым делом смотри на рубахи и пояса. Если видишь выпуклый узор и пряжку в виде звезды, это враги. Если нет — значит, свои.
— Думаешь, они не додумаются снять и рубахи, и ремни? — Такко даже остановился. — Кто поручится, что торговцы — не лазутчики?
— Настоящие северяне скорее умрут, чем снимут знаки рода, — покачал головой Верен. — Пусть смотрят. И, если хотят, рассказывают всем, как неприступны наши стены.
— А ты был в бою, Верен? — не удержался Такко.
— Был. Да то не бой был, а так, стычка, — отмахнулся Верен, поймав завистливое выражение в глазах друга. — У них нет ни толковых доспехов, ни хороших мечей. Мы расспросили местных, и по всему выходит, что у нас ещё месяц мира. Дикари наверняка соберутся у своих вождей на Зимний перелом* и после пойдут на нас. Напасть разрозненными отрядами они не решатся, а если и нападут — мы быстро разберёмся. После Перелома у них будет единое войско, и тогда мы сразимся. Главное для нас — успеть закончить стену до этого дня. Тогда пусть приводят хоть тысячу воинов — мы выстоим. И победим.
Их обоих быстро захватило царящее вокруг оживление. Не мешало даже то, что и Верен, и Такко понимали, что запросто могут сложить головы, защищая эти новые и красивые стены.
— Ты не встретил никого по пути? — спросил Верен.
— Чужаков — нет. Только ваш отряд в лесу. Показал им твоё письмо, и они объяснили, что надо ехать не в замок, а дальше. Почему так?
— Мы теперь в ссоре с бароном. Потом расскажу, это долго. А тебе, верно, хотелось погостить в замке?
— Не особенно, — Такко поморщился. Верен по-своему расценил этот жест:
— Уже пришли. Бросишь вещи, и покажу тебе кухню. — Он потянул друга к небольшому домику, где обитали Ардерик и он сам. — Удивишься, но у меня здесь своя спальня!
Спальней Верен называл крошечную каморку, отгороженную от основного помещения толстой занавесью. Места там хватило только для чурбака, заменившего стол, и широкой лежанки с полкой внизу. В стены были вбиты крюки для вещей. Одна стенка, сложенная из камня, на ощупь была чуть тёплой. Было там и окно — шириной в две ладони, закрывавшееся задвижкой.
— Если будет тесно, придумаем, к кому тебя подселить, но вообще видали мы с тобой комнаты и поменьше, — Верен быстро освободил место, куда Такко скинул мешок с вещами. — Плащ сюда, доспех под лежанку положи… О, вот это ты приоделся!
Он с искренним восхищением рассматривал мягкую вязаную рубаху цвета крапивы, которая оказалась у друга под тёплым плащом и лёгким кожаным доспехом. Высокий ворот застёгивался на пуговицы, а по подолу шёл затейливый и яркий узор.
— Меня в ней не примут за северянина? — усмехнулся Такко.
— Даже не думай. У них совсем другие. Тебя если и примут за кого, то за благородного воина! Ну-ка, повернись… Пряжа хороша! В прошлом году шла по трети марки за моток. А узор… Это ж сколько работы вложено!
— Да что ты меня рассматриваешь, как девку на выданье! Пряжа, узор… Тёплая, и ладно.
— Дома вязали похожие, — сказал Верен со вздохом. — Но всё же похуже. Тут особая шерсть нужна, чтобы было тепло и мягко… Сколько за неё отдал?