— Верен! — окликнули его сверху. — Ты Рика не видал?
— Что там? — Верен поднялся, окончательно трезвея от одного тона, которым его позвали. Взобрался по шаткой лестнице, выглянул из-за щита и онемел.
С севера, с гор спускалась тёмная полоса, и восходящее за спиной солнце сверкало на остриях копий и навершиях щитов. Северное войско шло в наступление.
— Воины… настоящие! — задохнулся Верен. Опомнился, обернулся, перегнулся через бревенчатый борт и заорал во всю глотку: — Северяне!
Его перебил чистый звук рога, которому тут же отозвались голоса — удивлённые, нетерпеливо-радостные, яростные… Хлопали пологи палаток, звенело оружие, ржали лошади — едва проспавшийся после праздника лагерь поднимался по тревоге.
***
— Господин барон! — дозорный чуть ли не кубарем скатился с башни, даром что от площадки вели больше сотни ступеней. — Воины под знаменем Бор-Линге! Они будут здесь к полудню.
Пиршественный зал опустел — все ринулись на стену. У кого зрение было острее, передавали другим: воинов сотни три, а то и все пять, и идут они под знамёнами Шейна Эслинга. Люди теснили друг друга, влезали на зубцы; послышался женский плач. Напрасно увивали окна остролистом, напрасно проносили рога над огнём, прося богов послать мир! И не зря волновалась земля в канун Перелома! Верно, для воинов Бор-Линге не осталось ничего святого, раз они решились взяться за оружие в праздничный день!..
Тенрик Эслинг поднялся на стену степенно, нарочито не торопясь. Оглядел горизонт, задержал тяжёлый взгляд на стекавшей с гор тёмной полосе, на знамёнах, на которых — он не видел, но знал — был вышит не лось, а легконогий олень, на укреплениях, где готовились к сражению, и распорядился — так, чтобы его услышали все:
— Укройте всех в замке! Загоните скот и заприте ворота! И успокойте женщин! Шейн идёт не на нас. Даю слово — Эслинге не коснётся война. — Он нашёл глазами начальника стражи; тому в последние лет тридцать чаще доводилось выезжать лошадей, чем сражаться, но сейчас он крепко сжимал охотничий лук, а за спиной у него толпились десятка полтора рослых парней. — Спустите знамя Империи на башне и поднимите наше! Пусть Шейн видит, что на пустоши у него только один враг.
— Мы не поддержим воинов Империи? — уточнил стражник.
— Нет. Они получат то, за чем пришли, — сейчас в бароне Эслинге никак нельзя было узнать добродушного увальня, встречавшего имперское войско. — Видят боги, я пытался сохранить мир, но если Империя хочет крови, пусть проливает её вволю. Свою. Все слышали толчки в канун Перелома! Все видели, что утром взошло солнце, а значит, битва будет под присмотром богов! Пристало ли нам вмешиваться?
В городе закипела работа. Люди высыпали и на пустошь — кто загонял выпущенных спозаранку коз, кто тащил забытую утварь. В сторону деревень за лесом погнали сразу с десяток повозок, чтобы забрать всё ценное до того, как туда вздумается заглянуть воинам.
***
Элеонора подошла к мужу и легко оперлась на его плечо:
— Ты правда готов поручиться, что твой брат не захочет взять силой то, что не смог получить по закону?
— Шейн родился и вырос здесь, как и я. Эслинге — наш общий дом, и пока в наших жилах течёт одна кровь, он не пойдёт против меня. А я — против него.
— Он бы давно убил тебя, если бы не нуждался в марионетке, которая послушно присягнёт короне и даст ему время собрать войско. Он идёт на тебя с оружием, Тенрик! Не время для красивых слов! Или вино так затуманило тебе голову, что ты сам поверил в присмотр с небес?
— Да что ты хочешь от меня? — рявкнул Эслинг. — Что я могу сделать против двух безголовых, жаждущих крови?!
— Хотя бы не вывешивать родовое знамя на башне! Император не оставит от Эслинге камня на камне, когда узнает!..
— О чём узнает? Мы сделали всё, что могли: дали этому наглецу-сотнику людей, лес и еду. Они свободно построили укрепления и никто даже не отравил им воду в реке. Но, согласись, глупо было надеяться, что жалкая сотня устоит против легендарного северного войска. Никто не упрекнёт нас в том, что мы не помогли короне. И ты тоже будешь помалкивать. В конце концов, отсюда сразу будет видно, если одна из сторон получит перевес…
Элеонора дёрнула плечом, не в силах сдерживать раздражение, и перевела взгляд на горы. Сколько же воинов спускались с крутого склона?.. Дозорные говорили: пять сотен, но этого не могло быть, на побережье просто нечем было прокормить столько здоровых мужчин… Или влияние Шейна простёрлось дальше, чем она рассчитывала? Она на миг прикрыла глаза и задержала дыхание, чтобы подавить предательскую дрожь. Отступать было поздно. Ардерик — опытный воин. Он наверняка знал, на что шёл. Он должен выстоять.
— Укрепления выстоят, — она и не заметила, что повторила это вслух. Обернулась к мужу и встретилась с его безмятежным взглядом. — Империя победит, и слава вновь уплывёт из твоих рук.
— Я давно говорил тебе, что для славы и крови следовало искать другого мужа.
— Ты не можешь остаться в стороне, глядя, как два войска уничтожают друг друга!
— Дорогая Эйлин, — голос барона снова стал вкрадчиво-спокойным. — Праздник тебя утомил, а известие о сражении — напугало. Ты же никогда не видела битв, кроме как на своих гобеленах.
— Будто ты видел!
— Иди к себе и отдохни. Войско в любом случае не спустится на пустошь раньше полудня.
Элеонора резко развернулась — на стене было нечего больше делать. Следовало вернуться в пиршественный зал, где наверняка собрались люди, которых нужно было поддержать и успокоить… но вместо этого она скользнула в боковой проход, затем в другой, спустилась по крутой лестнице и оказалась во дворе точь-в-точь напротив конюшни. Конюх, прибывший на Север вместе с ней, уехал в деревню, но двое его помощников оставались здесь. Они встретили баронессу поклонами и привычными робкими взглядами, в которых мешались смущение и восхищение. Элеонора ещё раз перебрала в голове детали небольшого плана: сегодня никто не спросит конюхов, что им понадобилось у башни. Едва ли начальник стражи отправился сам поднимать знамя — сейчас каждая пара рук на счету, наверняка отправил какого-нибудь мальчишку, которому только в радость взлететь по лестнице с почётным поручением…
— Не время для церемоний, — улыбка Элеоноры была так ласкова, а во взгляде плескалось столько тревоги, что оба парня невольно приосанились. — Верны ли вы своей госпоже и своему императору?..
***
Пять сотен воинов шли всю ночь, лишь изредка прерываясь на короткие привалы. Самое время было отдохнуть, но один вид дымных столбов, уютно и безмятежно поднимавшихся от укреплений, раскинувшихся на пустоши, придавал им сил. Тропу кое-где пришлось расчищать от камней, и к тому времени, как первые ряды спустились на пустошь, солнце поднялось высоко.
Воин, ехавший впереди на рослой мохноногой лошади, натянул поводья и отбросил с глаз рыжие пряди, выбивавшиеся из-под шлема. Внимательно оглядел темневшие впереди укрепления, затем перевёл взгляд на замок и усмехнулся.
— Значит, Тенрик выбрал сторону, — пробормотал он. — Наконец-то!
— Барон Эслинг выбрал между клятвой и кровью? — насмешливо переговаривались сзади. — Между титулом и честью? Вот уж верно грядут новые времена!
Низкое зимнее солнце било прямо в глаза. Приходилось щуриться и заслоняться от его ярких лучей, но спутать, что за полотнище подхватывали редкие порывы ветра, было невозможно. На башне Эслинге развевалось знамя Империи.
Комментарий к 8. Зимний Перелом
Если кто-то вдруг запутался в инфодампе и братьях — дайте знать, я подумаю, как подать полегче. Но вообще все важные для сюжета детали семейной истории я ещё повторю помедленнее и покажу поближе.
========== 9. Камни и щепки ==========
Войско Шейна Эслинга спускалось с гор, будто огромная гадюка, чья чёрная спина искрилась остриями копий. Оно медленно сползло на пустошь и свернулось с краю тугим кольцом. В ясное небо потянулись струйки дыма: северяне отдыхали после перехода.