Они поднялись по широкой лестнице к покоям Элеоноры. В этих коридорах было светло — наружные стены были чуть тоньше, чем внизу, и дневной свет лился сквозь большие окна, забранные тонким стеклом. Элеонора прошла в комнаты, сопровождаемая неизменными служанками, и вышла оттуда уже одна, без меховой накидки и с деревянным ларцом в руках. На крышке были вырезаны свернувшиеся в тугой клубок драконы. Пасти извергали дым, крылья и спинные гребни щерились острыми зубцами, увенчанные шипами хвосты сплетались не то в смертельной схватке, не то в любовной.
— Я попрошу вас держать в тайне то, что вы увидите, — проронила Элеонора, прежде чем открыть ларец.
— Разумеется, — Ардерик встал так, чтобы загородить ларец от оруженосца, который понятливо отвернулся и уставился в конец коридора. — Показывайте, что там!
…Перед своим последним отъездом в Бор-Линге Шейн снова увиделся с Элеонорой. Велел отослать служанок и грубо сунул в руки резной ларец, на этот раз доверху заполненный ядовитыми камнями.
— Ты всё равно придёшь ко мне, — сказал он, и острая резьба больно оцарапала Элеоноре ладони. — Не обещаю, правда, что возьму куда-то повыше, чем в прачки… Но если расчистишь мне дорогу, путь, о котором ты мечтаешь, тоже будет свободен. Я испытал драконову кровь в деле, и она оказалась даже лучше, чем я ждал. Думай, южный цветок!
Теперь ларец держал в руках Ардерик, с удивлением рассматривая камни цвета засохшей крови.
— У нас в Империи из этих камней получают цветные чернила и краску для лица, — пояснила Элеонора. — На Севере же они издавна служили тайным оружием, которое устраняло лишних людей, не марая чести убийцы. Если бросить камни в огонь, они сгорят дотла и отравят воздух. Сильное и незаметное средство.
— Откуда они у вас?
— Не имеет значения. Когда-то давно здесь были разработки, но либо они иссякли, либо их прекратили по другой причине. Северяне называют эти камни драконовой кровью и считают большой редкостью. Я хотела показать вам, что у местных в ходу более необычные способы убрать неугодных, кроме как подмешать яд в еду. Если воздух отравлен умеренно, человек не умрет, но тяжело заболеет. Говорят, это похоже на расстройство желудка… Если же подкладывать камни в очаг несколько дней подряд, помочь больному не сможет ни один лекарь.
Элеонора замолчала, и Ардерик поднял на неё взгляд, в котором недоумение медленно уступало место пониманию.
— Кто ещё знает, что они у вас?
— Никто. Но если узнают… Один или два камня я могла бы объяснить, что держу их на случай, если закончатся чернила, но целый ларец… Ардерик, друг мой! Моя честь, моя жизнь теперь в ваших руках. Мало кто поверит, что я заботилась лишь о своей безопасности.
— Пока я жив, никто не осмелится обвинить хозяйку Эслинге, — твёрдо сказал Ардерик, приложив руку к груди. — Берегите это сокровище. Если желаете, я могу сохранить его у себя.
— О нет! — Элеонора потянула ларец к себе. Её пальцы легко коснулись рук Ардерика, губы тронула едва заметная смущённая улыбка. — Ваши покои — слишком опасное место. Не беспокойтесь. Я хранила их столько лет… Я буду осторожна.
Она шагнула назад, только Ардерик не собирался прекращать разговор так быстро.
— У вас не было возможности увидеть их в действии? — спросил он, шагнув за Элеонорой. — Вы… не пытались испробовать?..
— Нет, что вы. Я и подумать об этом не могла. У меня… были причины.
— Я понимаю, — Ардерик запнулся было, но продолжил тем же уверенным тоном: — Яд невозможно обнаружить?
— Не знаю. В любом случае, никто не свяжет тайное оружие северян с нашими именами.
— Вы правы. Во время войны подданные часто бывают недовольны правителем.
— А ещё нельзя упускать из виду врагов, которые могли проникнуть в замок тайными ходами. Жители побережья не умеют добывать честную победу.
— По случаю тяжёлой болезни барона руководство защитой замка перейдёт к госпоже баронессе.
— А поскольку госпожа баронесса ничего не смыслит в военном деле, она поручит это дело тому, кто доказал свой опыт и храбрость, — Элеонора вложила в улыбку всё своё очарование и снова коснулась руки сотника.
— Вы слишком добры ко мне. — Ардерик отвёл взгляд, но Элеонора успела заметить вспыхнувший в его глазах огонь. Тот же, что вспыхивал в глазах Тенрика, когда она обещала ему маркграфский титул. Тот же, что горел в глазах Шейна, когда он обещал ей северную корону. Все они хотели власти, и Элеонора разделяла это желание всем сердцем.
— Этого недостаточно, чтобы отплатить за вашу верность, — проговорила она. — Вы столько сделали для замка и ещё сделаете! Особенно если барон… после долгой и продолжительной болезни…
Элеонора оборвала фразу и искоса наблюдала за молчащим Ардериком — не слишком ли далеко она зашла. Затем отпустила его ладонь и тихо сказала:
— Я совсем вас утомила. Спасибо, что поговорили со мной. Я дам знать, когда мы увидимся в следующий раз.
Она кивнула на прощание, и на этот раз Ардерик её не остановил.
— Берегите себя, — негромко проговорил он вслед.
Элеонора дошла до комнат, не чуя под собой ног от внезапно навалившейся усталости. Входя в комнаты, она сбросила накидку на руки служанке и в молчании остановилась у окна, вцепившись в ларец. Ардерик и Шейн даже были чем-то похожи. Порывистые, вспыльчивые — два бойцовых петуха на птичьем дворе. Тенрик — индюк. Но кто же тогда она?..
***
Верен ввалился в их с Ардериком комнату, свалил у камина охапку дров и вязанку хвороста и с трудом подавил желание растянуться рядом. Поединки с сотником всегда давались ему трудно, но сегодня пришлось крутиться с мечом особенно долго. После упражнений на морозе и в меру сытного ужина хотелось спать или, в крайнем случае, лениво валяться у огня, подставляя теплу то один бок, то другой. Однако прежде нужно было растопить камин. Замковые печи хоть и приятно грели пол через сложную систему воздуховодов, но при стоявших на дворе морозах этого не хватало.
— Может, северяне помёрзнут там на пустоши, а? — проговорил он, раздувая огонь. — Просто ужас, какой холод. Неужели здесь каждую зиму так?
— Я слышал, бывает и хуже, — отозвался Ардерик. — Привыкнем.
— Хорошо бы. Как думаешь, служанкам баронессы тоже холодно? Они так спокойно стояли утром на стене…
— Всем холодно, Верен. Кроме этого жирного борова! — последнее слово сотник почти выплюнул, и не было сомнений: если раньше у него и оставались какие-то крохи уважения к барону, ныне они рассыпались в пыль.
В комнате быстро теплело. Верен давно скинул плащ и тёплую верхнюю рубаху и даже отодвинулся от камина, так обжигали ноги кожаные штаны. Затем зажёг свечи и со вздохом взял с полки военный трактат. С каждым днём буквы вели себя всё покладистее и всё легче складывались в слова. Хуже было, когда Ардерик заставлял переписывать прочитанное, да ещё в точности повторяя книжный шрифт.
— Ганс Таллард не родня нашей баронессе? — спросил Верен. Открывать книгу дальше обложки ему не особенно хотелось, поэтому он пока вчитывался в имя автора.
— А? — встрепенулся Ардерик. — Это её отец. Видишь же, что книга новая, печатная. Скоро мы с тобой дойдём до трактата об осадных орудиях, тот написал дед… или прадед… А, тьма их разберёт! Знаешь, что я тебе скажу, Верен? Не связывайся со знатью! Талларды, Вилларды, да и Эслинги — все они с одного поля! Мягко стелят, ласково смотрят, а сами только и думают, как обобрать тебя до нитки. Я это говорил братьям и теперь говорю тебе — держись от всего этого дерьма подальше!
— Но баронессе-то доверять можно? — полуутвердительно спросил Верен. — Она так о нас заботится.
— Баронессе — можно, — сказал Ардерик после недолгого молчания. — Может, она оттого и уехала на Север, что не прижилась в столичном змеюшнике…
Верен с головой ушёл в чтение и не обратил внимания, что сотник не стоит за плечом, как обычно, нетерпеливо постукивая кулаком по столу, а всё сидит у догорающего камина и ломает прут, вытянутый из вязанки.