— Хорошо. Постарайтесь узнать всё, что сможете.
«И поскорее!» — замерло на губах Элеоноры. Она скользнула взглядом по Тенрику, отметив мимоходом, что Дарвел ушёл со стены, забрав с собой с десяток людей. Похоже, нижние коридоры и правда были хорошо защищены, и можно было подождать с решительными мерами. Она крепче сжала пальцы на наруче Ардерика, от всего сердца надеясь, что этот мужчина её не подведёт.
Ардерик отвесил ей лёгкий поклон, кивнул барону и пошёл к своим. Элеонора намеренно не стала интересоваться здоровьем его воинов — и так было видно, что сражаться в полную силу они пока не смогут. Однако слабость не помешала им взяться за арбалеты и воткнуть с десяток стрел в пушистый снег недалеко от камнемёта. Элеонора перехватила одобрительно-заинтересованный взгляд стражников, оставшихся на стене, и на этот раз не сдержала гордой улыбки. Когда она поручит оборону замка Ардерику, местные пойдут за ним. Слепой преданностью, как Тенрика, его не одарят, но приказы выполнять будут. А большего и не потребуется.
***
Когда Ардерик, прежде чем идти на стену, заглянул в лекарскую и вышел оттуда в сопровождении трёх воинов, Верен был готов к тому, что место за плечом сотника займёт кто-то из них. Однако ничего не изменилось. Верен по-прежнему сопровождал Ардерика и наблюдал за его разговором с баронессой, хоть и не слышал, о чём шла речь. Перебраться ночевать в конюшню ему тоже не предложили. Поэтому, спускаясь со стены во двор замка, он обратился к сотнику:
— Северяне теперь будут дневать и ночевать под стенами. Наверху будут нужны хорошие стрелки… больше, чем в подземелье.
— Я тебя понял, — отозвался Ардерик. — Твой лучник и правда будет полезнее наверху. После завтрака найдёшь Дарвела и скажешь, чтобы послал парня на стену.
— Я?
— Ну а кто? Привыкай. И, знаешь, твоему лучнику повезло иметь такого друга. Я и забыл о нём.
— Если бы не я, Такко вообще не оказался бы здесь, — виновато поморщился Верен. — Спасибо!
До завтрака начальник стражи обходил нижние коридоры, но после мог быть где угодно. Верен не нашёл его ни в просторной столовой, ни на кухне и вышел во двор. Хотел спросить у конюхов, выгонявших лошадей на вытоптанный участок на заднем дворе, но на полпути к конюшне услышал сзади девичий смех и едва успел увернуться от метко пущенного снежка. Верен быстро огляделся, зачерпнул снега из-под ног, сжал в ладонях и растерянно уставился на рыхлую массу, не желавшую лепиться в комок.
— Снежка слепить не может! — звенело неподалёку.
— Если он меч так же держит…
Настырные девчонки явно прятались за углом сарая — оттуда нёсся смех и мелькали края меховых накидок. Верен, разом припомнив забавы с младшими сёстрами, в несколько широких и неслышных шагов пересёк двор и успел швырнуть пригоршню снега прямо в показавшееся перед ним лицо. Девчонки с визгом бросились прочь; Верен поймал за руку ту, что была ближе, и легонько толкнул в сугроб у стены. Он ждал, что девушка успеет выставить руку и удержится, но она с громким «Ааай, дурак!» повалилась в снег, как подкошенная.
— Сдурел совсем? — наградила она Верена толчком в грудь, как только он вытащил её и поставил на ноги. — Сотника своего в сугробы швыряй, медведь!
— А ты крепче стой на ногах, — проговорил Верен, пытаясь отряхнуть её капюшон, чтобы холодная крупа не сыпалась за ворот.
— Да ты меня так пихнул, будто бык налетел! — проговорила она уже мягче. Вторая подоспела, облила Верена негодующим взглядом и принялась сама отряхивать подругу. Верен знал их обеих — это были служанки баронессы, с которыми он каждое утро виделся на стене, только случай познакомиться не выдавался.
— Я Бригитта, — назвалась наконец девушка, которую Верен так неловко уронил.
— Я Грета.
— А тебя мы знаем, ты Верен!
— А снег в такой мороз не лепится, и не пытайся.
— Ну и дела, — усмехнулся Верен. — Тут и от снега не знаешь, чего ждать. Как же ты слепила?
— А у стены подтаяло!
Бригитта снова смеялась, словно забыв о купании в снегу. Верен рассматривал её тонкое, нежное лицо с ясными серыми глазами и румянцем цвета маковых лепестков и не сразу заметил, что сам улыбается.
— Пойду сотнику доложу, что во дворе тоже могут напасть, да сразу двое, — сказал он наконец. — Чтобы тоже берёгся.
— А ты что думал? Ходишь тут такой важный, что и заговорить с тобой не смей!
— В другой раз не зевай!
Девушки подхватили корзинку, которая всё это время стояла позади, укрытая платком, и направились к замку. Верен какое-то время смотрел им вслед, потом опомнился и обругал себя последними словами. Заигрался, как щенок, которого первый раз выпустили на снег! Он торопливо направился к конюшне, по дороге сгоняя с лица дурацкую улыбку. И — странное дело! — думать о защите замка стало проще, когда те, кого предстояло защищать, обрели имена.
***
Серебряные шпильки тихо звякнули о перламутр изящно изогнутой раковины. Пока служанки расплетали и расчёсывали волосы Элеоноры, она следила, как огни свечей мерцают в самоцветах на концах шпилек, и перебирала в мыслях детали утреннего разговора.
— Госпожа, не хмурьтесь, морщины будут, — шепнула служанка, бережно распутывая тёмные пряди. Элеонора улыбнулась и откинула голову, позволив волосам водопадом струиться по спинке кресла. Красота была её главным оружием. Глупо было бы утратить её раньше времени.
— Скажите, сотник Ардерик защитит замок? — спросила девушка. — На кухне говорят разное… Будто враги уже разгуливают по замку, в нижних коридорах…
— Защитит, — твёрдо сказала Элеонора. — Не слушай глупые сплетни, Бригитта, и ничего не бойся.
— Жаль, что его войско погибло… Он теперь надолго останется в замке, да? И его люди тоже?..
— Потеря войска — огромная утрата для всех нас, — подтвердила Элеонора. — А почему ты о нём расспрашиваешь?
— Все говорят, что он доблестный воин, и…
— А ещё он тебе приглянулся, не так ли? Ну, не отворачивайся! В этом нет ничего плохого. Сотник Ардерик храбр и честен, и собой хорош. Нет дурного, когда красавицы вроде тебя на него заглядываются.
Несмышлёные и любопытные девчушки, приехавшие с Элеонорой с юга, превратились в молодых женщин, и, по-хорошему, надо было подыскивать им мужей. Элеонора вздохнула. Мужчины совершали подвиги на поле боя или при дворе, подвиги женщин сводились к выбору мужчин, с которыми стоило разделить постель. Элеонора прикрыла глаза и отдалась умелым рукам служанок, выбросив из головы мысли о неустроенных браках, войске под окнами, обо всём. Наверняка тревога снова поднимет её с постели среди ночи, вот тогда она и обдумает всё как полагается.
Служанки уже расстилали постель и снимали с Элеоноры последние украшения, когда в передней послышались тяжёлые шаги, дверь распахнулась и вошёл Тенрик. Девушки оставили работу и присели в неглубоких поклонах. Тенрик смотрел только на Элеонору, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.
Любой мужчина в ответ на такой взгляд без слов обнажил бы меч, но Элеонора привыкла к другому оружию. Она знала, что ночная рубашка не скрывает линий тела, что сквозь тонкую ткань видны выпуклости сосков и темный треугольник между бедер, что шелковая вышивка ворота подчеркивает нежность и белизну кожи. Никакая кольчуга не защитила бы ее лучше этого полупрозрачного полотна. Безоружные руки скрестились под грудью, сделав ее выше и полнее. Элеонора переступила на месте, позволив складкам скользнуть по бёдрам и коленям, и вздернула подбородок, глядя на мужа с вызовом. Взгляд Тенрика просветлел, сделался цепким, предвкушающим. Ни один клинок не успокоил бы его так быстро.
Элеонора улыбнулась и звонко хлопнула в ладоши:
— Вина и фруктов для господина барона! Да поскорее!
Вино хранилось у нее в особом шкафчике, но за фруктами нужно было идти в погреб мимо главного повара. Значит, к утру весь замок будет знать, зачем барон приходил к жене. Служанки быстро, но без лишней суеты расстилали постель, расставляли вокруг свечи и жаровни с углями. На низкий столик поставили кувшин и кубки, серебряные и хрустальные чаши с мочёными ягодами, персиковыми и яблочными дольками в медовом сиропе. Тенрик ухмыльнулся, вышел за дверь и вскоре вернулся без доспеха и верхней рубахи.