— Только не делай вид, что переживаешь, — прошептал Тенрик ей на ухо. — Тебе нечего бояться. Ты всегда можешь сдаться на милость победителя.
Элеонора яростно рванулась из его рук, и хватка ослабла. Затем она услышала удаляющиеся шаги и тут же выбросила из головы мысли о бароне. Внизу, в круге из золы, под треск пожара, решалась судьба Севера. А значит, и её, Элеоноры.
***
Взлёт лезвия, удар о щит, новый взлёт и звон встретившихся клинков. Разворот, переход. Противники шагали внутри круга, прощупывая друг друга первыми ударами. Переступив черту, они сделались странным образом похожи — под рубахами бугрились мышцы, волосы светились ржавчиной и медью, на месте глаз будто горели угли. Взмах, атака, поворот.
Обладай Верен даром слова — сложил бы песню, где сравнил соперников со зверями на их гербах. Ни на миг не усомнился бы, что медведь-Ардерик сокрушит легконогого оленя Шейна. Такого дара Верену не было дано, зато он хорошо видел, что у обоих противников было в достатке и силы, и ловкости.
Отразить, увести чужой клинок, атаковать снизу, сбоку, отступить, отразить… Перед глазами у Верена словно вставали картинки из трактата по фехтованию. Шейн бился точно по книгам, позволяя Ардерику отражать удары лёгкими, заученными движениями. Он был предсказуем, до тошноты прост, и Верен держал руку поближе к мечу. Мало ли что. Он не видел Шейна под стеной и не собирался верить тому, кто вместо боя берег силы для поединка. А ещё видел, что камнеедов во дворе становится всё больше. Спина взмокла от ожидания: какую подлость им приготовили?
Не зря.
Шейн перешёл на северную манеру сражаться мгновенно — меч вылетел вперёд могучим и точным движением, сметая выученные защиты. И тут стало видно, что за спиной Ардерика были десятки сражений и сотни поединков. Он замешкался лишь на долю мгновения и отбил удар, а следующий принял на щит и атаковал — снова и снова, отгоняя Шейна к границе круга. За два шага до черты Шейн всё-таки вывернулся из-под очередного удара, только Ардерик снова гнал его через круг, безошибочно нащупывая бреши в защите и предугадывая удары. Изрубленные щиты полетели в сторону, а в руках блеснули кинжалы.
Верен даже проникся к Шейну чем-то вроде сочувствия — так явно он проигрывал и с таким достоинством держался. Даже решился на отчаянный шаг — приблизился почти вплотную, не иначе как надеясь достать Ардерика кинжалом. Спустя миг противники разошлись — у Шейна потемнел и намок рукав, а Ардерик стряхнул с меча капли крови. Рубахи облепили взмокшие тела, снег под ногами раскис в скользкую кашу. Взлёт, поворот. Клинки сшибались, и никто не считал зазубрин.
В кличе северян зазвучало отчаяние, и Верен крепче сжал меч. Чутьё шептало об опасности. Верен даже прикинул, успеют ли они отступить в замок, если начнётся заварушка. Скользнул взглядом по броням северян, нащупывая слабые места. Да он успеет положить десяток, если вздумают играть нечестно!
Шейн снова отступал к краю, и Ардерик не давал уйти. Недаром на его знамени щерился медведь, а у Шейна прыгал олень! Круг зрителей сомкнулся плотнее, северяне примолкли. Верен уже собрался положить кольчугу Ардерика на снег, ожидая беды.
И дождался. Над головами сражающихся чиркнула стрела и воткнулась в снег у кончиков сапог зрителей. Подлая, метившая по незащищенным железом телам. Только летела она не со стены, где могли затаиться камнееды, а из башни замка.
Шум поднялся невообразимый. Северяне потрясали мечами, Шейн с Ардериком, прикрывшись подобранными щитами, что-то кричали, но их слова терялись в гвалте.
— Так вот как имперцы чтут святость поединка! — удалось разобрать Верену. Он как-то особенно остро ощутил, насколько северян больше. Потянул из ножен меч и двинулся к Ардерику — чтобы не победить, а забрать с собой побольше врагов, и плевать, что достойных похорон им не видать.
— Опустить мечи! — голос Шейна перекрыл и гвалт, и треск горящей конюшни. Дальше он говорил на северном языке, но подкреплял свои слова выразительными жестами, и было понятно: Ардерик бился честно, мстить не за что. Верен уже стоял вплотную к сотнику с обнажённым до половины клинком.
— Ты сражался честно, — повторил Шейн Ардерику уже на общем. Было странно видеть заклятого врага так близко: человек как человек, на вид не старше Ардерика. Рыжие волосы прилипли ко лбу, правый рукав пропитан кровью, в глазах пляшут отблески пожара, а по губам блуждает отчаянная улыбка. — Возвращайтесь в замок. Никто не тронет. Но завтра мы вернёмся. Может, у нас ещё будет возможность сойтись.
Ардерик смотрел на Шейна так, будто не мог поверить, что победа ускользнула из его рук.
— Ещё не поздно присягнуть Империи, — через силу выговорил он.
Шейн усмехнулся. Оглянулся, обвёл взглядом своё войско.
— Да нет, поздно. Иди своей дорогой, а я пойду своей. И знаешь… — Он указал глазами на ленту, повязанную под рукоятью Ардерикова меча. — Не доверяй моему брату. Вообще никому там не доверяй. — Он повысил голос: — Дуйте под юбки к вашим женщинам, пока мы не передумали!
Ардерик в сердцах выругался и сплюнул на снег.
***
По лестнице Ардерик взлетел в мгновение ока, ввалился на второй ярус и замер, обводя всех диким, яростным взглядом:
— Кто стрелял? Кто стрелял, сожри его свиньи?!
Он переводил взгляд с одного на другого, пока не упёрся в Эслинга и больше не отводил глаз. Казалось, высеки искру, и между ними вспыхнет, с такой болью, ненавистью, отчаянием смотрел Ардерик. Потеря сотни, укреплений, нынешнее невыносимое поражение — всё было в этом взгляде.
— Кто стрелял, — повторил он, и это уже не было вопросом.
— Откуда я знаю, — пожал плечами барон. — Спросите ваших людей. Кто-то из них. Да хоть этот, — он кивнул на Такко, разом вскинувшегося от обиды.
— Этот бы не промазал! — Ардерик едва скользнул взглядом по лучнику и снова уставился на барона. — Теперь замок погиб!
Его слова эхом отразились от потолка и стен, отозвались испуганным гулом голосов внизу. Замок погиб! — давно зудело у каждого, как старый нарыв, грызло подспудной тревогой.
— Рано отчаиваться! — звонкий голос Элеоноры остановил гулявшее по этажам эхо. — Пока мы живы, есть надежда. Укрепим двери, заколотим окна, сделаем всё, что в наших силах!
Она отошла от окна к Ардерику и встала рядом так, что их наплечники соприкоснулись.
— Эслинге строился для войны. Внутри стен нам ничего не грозит. У нас достаточно запасов, чтобы пережить осаду. С рассветом мы отправим голубей с просьбами о помощи, и помощь придёт. Мы увидим, как над Эслинге взойдёт солнце — много раз! А сейчас — за работу! Займитесь ранеными, подготовьте оружие, накормите и успокойте детей!
Её уверенный тон вернул надежду. Люди разошлись по местам. Элеонора повернулась к Ардерику, не смущаясь тяжёлым взглядом барона. Отвела с его лба окровавленную прядь, погладила по щеке. Слова замерли на губах. Да и что здесь можно было сказать? Победа ушла, ускользнула, как рыба, сорвавшаяся с крючка у самого борта.
Ардерик отвернулся, закусив губу. Зло боднул воздух и стряхнул ласковую руку. Затем опомнился, сжал ладонь Элеоноры между своими, коснулся губами, бросил, резко повернулся и загрохотал по лестнице вниз. Нужно было выставить часовых и сделать многое другое. Ночь обещала быть короткой.
***
— Ты совсем ничего не видела?
Когда Ардерик и Элеонора наконец уединились в одном из верхних ярусов, стояла уже глубокая ночь. Элеонора сидела в старом кресле, грея заледеневшие руки у жаровни, Ардерик — у её ног. К этому времени сотник допросил всех, кого мог. Тщетно. Дарвел и ещё двое воинов поклялись, что барон смотрел за поединком вместе с ними, и их честные глаза сказали Ардерику всё. Но доказательств не было.
— Ты знаешь, на кого я думаю. Мы оба знаем, кто это был. Я такая глупая, Ардерик! Надо было сразу на него указать!
— Чтобы мы перегрызлись? Он всё ещё барон для своих людей. Правильно сделала.