Сперва Бригитта сидела с напряжённой спиной, обняв подтянутые к груди колени. Постепенно её голова поникла, дыхание стало ровным и глубоким, руки разжались. Бессонная ночь не прошла даром.
Верен не стал ждать, когда она завалится — осторожно притянул ближе, положил голову к себе на плечо и почти невесомо коснулся губами выбившейся пряди волос. Внутри против воли разгоралось неуместное желание. Он сердито отвернулся к стене. Всё, решительно всё было неправильным, а худшим было, что он оказался ничем не лучше того, кто звал Бригитту весело провести эти тревожные часы.
***
Звук натянутой тетивы был неразличим в общем шуме, но её дрожь ощущалась пальцами. Такко тихонько дёргал тугой шнур, а мысли неуклонно возвращались к часам в покоях баронессы и выбитому на них гербу с циркулем над зубчатым колесом. Такко раскладывал воспоминания, как заготовки перед работой. Успокаивал себя, что прошлое надёжно укрыто под крышкой усыпальницы, а проклятый герб разбит топором палача.
На внутренней стороне колчана бугрилась заплатка. Такко нашил её на привалах между Эсхеном и Нижним пределом, вот только закрывала она не дыру. Такко осторожно отогнул край и бережно погладил высохшие белые лепестки. Глупо было таскать с собой засохший цветок, ещё глупее было прятать его от чужих взглядов. Такко прикрыл глаза, и перед внутренним взором встали каменные стены усыпальницы, заплетённые колючим шиповником. Дальше высился хмурый ельник, а за лесом расстилалась пустошь, по которой летели всадники, не приминая жёсткий вереск. Знать бы, есть ли здесь, на Севере, Дикая охота? Носится ли по пустоши, не оставляя следов на снегу? И кто ведёт её?
Прошлое не отпускало. И чем дальше Такко думал, тем яснее становилось, что лучшее, что он может сделать — вовсе не вернуться с Севера.
«Замок погиб!» — слова Ардерика вновь и вновь звучали в голове. Всё шло к тому, что в следующей схватке не миновать рукопашной, и Такко слишком хорошо знал свои силы, чтобы надеяться выстоять. «Агнет гордилась бы мной», — попытался он убедить себя, возвращая заплатку на место. Вообразил, как весть о его героической гибели доставят отцу. Прикрыл глаза и увидел, как отец снимает кожаный рабочий передник, как разворачивает послание, держа его ближе к глазам… Одного не мог представить Такко — что не сможет заглянуть через отцовское плечо.
Из размышлений его вывел рык Верена. Такко хватило одного взгляда на друга — хмурого, встрёпанного, со вчерашнего дня перепачканного кровью и грязью — чтобы ещё раз понять: у него теперь свои заботы. Рассчитывать, что он выслушает историю и не осудит, было ещё глупее, чем таскать с собой цветок. Идти облегчать сердце к сотнику было и вовсе гиблым делом. Такко касался тетивы, как струны, перебирал оперение на стрелах и надеялся, что до начала атаки мужество ему не изменит.
Он не заметил, как в зале появились Ардерик и баронесса. Встрепенулся, только когда они заслонили светильник, укрыв Такко общей тенью.
— Если хоть один подземный ход свободен, — говорила баронесса, — мы могли бы попытаться вывести женщин и детей.
— В зимний лес, без еды и крыши над головой, не зная, что творится в деревне? — возразил сотник. — Почти безнадёжная идея. Впрочем, не менее безнадёжная, чем оставаться здесь.
— Если Шейн снова пойдёт в открытую атаку…
— Не пойдёт. Та проклятая стрела развязала камнеедам руки. Теперь любая победа будет честной, так зачем ему терять людей?
Баронесса пошла к лекарям, Ардерик — к Верену. Такко смотрел, как друг заторопился переложить задремавшую у него на плече служанку на пол, одновременно пытаясь расстелить для неё плащ. Трудно было представить, что скоро всё закончится. Но сомнений в этом не было, раз сотник с баронессой всерьёз считали, что людям будет безопаснее в лесу, чем под защитой замка.
Первыми подняли тревогу собаки. Сперва никто не обратил внимание, как настороженно они смотрят в сторону дверей, ведущих в коридоры. Но когда псы залаяли и бросились царапать деревянную резьбу, башню охватил переполох. Лучники кинулись к окнам, кляня бездельников-часовых, но во дворе было пусто. Враги пробрались в замок подземными ходами. Никто не смотрел на барона, утверждавшего, что все коридоры завалены, никто не спрашивал, сколько выдержит дверное полотно.
— Укрепляйте двери! — Ардерик уже был внизу, и его чёткие приказы гасили разгорающуюся панику. — Все, кто может держать оружие, ко мне, остальные — наверх!
Баронесса тоже была здесь. Она скинула меховую накидку, и кольчуга матово блестела под факелами.
— Несите корыта, лейте смолу, масло, кипяток, ставьте перед дверями! — звенел её уверенный голос. — Уводите детей наверх!
Двери крепили всем, что попадалось под руку — черенками от вил, сломанными мечами, разрубленными щитами. Враги уже не таились, с той стороны были слышны голоса и лязг оружия, а затем резные створы вздрогнули и разошлись под тяжёлым ударом.
Такко стоял в двадцати шагах от двери, держа стрелу на тетиве. Страх затапливал медленно, неотвратимо, скручивал узлом внутренности. Такко с мрачным удовлетворением отмечал, что руки у него не дрожали, но смотреть на дверь было всё-таки страшно. Он оглянулся на окно и обомлел: ему почудились вьющиеся на ветру знамёна и всадники с копьями.
Такко зажмурился и мотнул головой, но морок не уходил. С востока, где давно не всходило солнце, со стороны леса, в белом мареве метели, шла за ним Дикая охота.
========== 8-2. Невозможная надежда ==========
Войско с востока! Новость облетела башню мгновенно. Она замирала на губах воинов и отзывалась хрипами с постелей раненых. Три сотни конных и пеших воинов одним ударом решили бы исход битвы. Знать бы, друзья или враги? Те земли никогда не были преданы Империи до конца, но надежда упорно теплилась — как огонь в холодеющих очагах и жизнь в телах раненых, с неистовым упрямством, с каким цеплялись за землю местные колючки.
Войско с востока! Оно отделилось от леса внезапно. Его бы вовсе не заметили, если бы не Веренов дружок-лучник, прилипший взглядом к окну — метель была хуже тумана.
— У нас есть друзья на востоке? — спросил Ардерик Элеонору. Она покачала головой, и он зло усмехнулся. У всех есть союзники, вступающие в игру, только когда известно, на чьей стороне перевес. Нашлись такие и у Шейна Эслинга. Отчаянная, безумная надежда погасла, как свеча на ветру.
Все, кто не мог держать оружие, облепили окна второго яруса, и Ардерик знал, что несколько десятков камнеедов собрались на стене и во дворе — очевидно, ждали тех, кто попытается сбежать из замка этим путём. Они больше не прятались. Двор оглашал боевой клич и стук мечей о щиты.
— Не печалься о вестях, что не доставили голуби, — Ардерик обнял Элеонору, не таясь от чужих взглядов. — Помощь всё равно не успела бы вовремя.
— Там же раненые, дети… — прошептала Элеонора. Её глаза на бледном, как мел, лице казались чёрными, как уголь. — Если спрятать их в голубятне… оттуда был потайной ход к баронским покоям…
— Шейн знает эти ходы лучше тебя, — прервал её Ардерик. — Ты никого не спасёшь.
Двери сотряс очередной удар. Ардерик оттолкнул Элеонору за спину, как раз вовремя — двери слетели с петель. Стрелы уложили первых ворвавшихся, и больше Ардерик не смотрел в сторону окон. Время отмеряли свист стрел и вопли камнеедов, а затем время кончилось, и остался только влажный хруст, с каким меч входил в чужие тела.
А затем в окна ворвался свежий, как южный ветер, звук рога. Он взмыл по лестнице, отразился от стен и потолков, заполнил собой башню. Ардерик успел поймать изумление на лице Элеоноры, недоумение Эслинга, стоявшего рядом с ней со щитом, и окончательно уверился: слух не обманул, рог был имперский, и трубил он императорский сигнал наступления.
Сверху полетели вести: войско подкатило к стене и обрушило на камнеедов стрелы и копья. Боевой клич сменился сигналом тревоги; враги метались по двору. Ардерик проорал приказ, сам не веря, и лучники, от которых всё равно было мало толку в рукопашной, кинулись к окнам.