Ардерик покосился на барона. Он ехал в стороне вместе с Дарвелом и горсткой людей и с самого утра не проронил ни слова. Верно, только примесью имперской крови можно было объяснить, как в семье горцев и мореходов умудрился вырасти этакий раззява-миротворец. Знали в Империи, что делали, когда обязывали северных баронов жениться по указке столицы… Сейчас Эслинг выглядел куда менее уверенно, чем в голубятне. Ардерик поглядывал на него с плохо скрытым злорадством: он-то хорошо знал, каково это — когда воодушевление и азарт отступают, и приходится разгребать всё, что наворотил в героическом угаре.
— Я тоже отказался посылать своих людей в горы, — вернулся он к разговору. — А если попробовать морем? У Лиама же есть корабли?
— Есть, — подтвердил лиамец, — только Эслинги и тогда знали, где строить. Крепость стоит во фьорде, по-вашему в бухте, с моря не сразу разглядишь. Мы летом пытались искать, чтобы отомстить за солеварни… — Он резко замолчал и искоса глянул на Ардерика. — Оно, конечно, не совсем по имперскому закону…
— Да плевать. Имперский закон хорош, когда в каждом городе судья, а до столицы рукой подать. Встреть я Шейна — тоже отомстил бы за свою сотню сам.
— В очередь становись, — ухмыльнулся лиамец. Недоверие на его лице исчезло. — Так вот, искали мы летом Шейново логово и вернулись с тремя покойниками и десятком стрел в бортах. И я припомню это Шейну вместе с солеварнями… и вырубленным лесом, и овцами, что он угнал двенадцать лет назад с прибрежного пастбища…
Ардерик слушал речь лиамца и слышал в ней отзвуки многовековой клановой борьбы. За размазнёй Эслингом стояли поколения воинов — горцев и мореходов, чья разбавленная кровь и не думала успокаиваться. Солеварни спалили не просто в отместку за отказ принять сторону — тем утверждалось, что власть Империи ничего не стоит, и Север по-прежнему живёт войной и местью.
— Один раз мы уже выманили Шейна на пустошь, — проговорил Ардерик. — Второй раз он придёт сам, чтобы победить или погибнуть. Явно не для того он мёрз под окнами и терял людей, чтобы так просто уйти. Кровь не позволит.
Он оглянулся на замок и снова на горы. Каменные твердыни словно переглядывались через пустошь, спорили, делили старшинство.
— Расскажи ещё о Бор-Линге, — попросил он лиамца. — И о Шейне. И о старом бароне. Вообще обо всём, что у вас тут творилось.
Верен за спиной тоже слушал, раскрыв рот. Впрочем, поглядывать по сторонам он не забывал, и в сердце Ардерика закрадывалась гордость. Верный меч, послушно лежавший в руке — вот кем был Верен, и Ардерик даже не мог сказать, за кого больше радовался вчера, когда оказалось, что умирать пока не придётся — за себя или за Верена, не заслужившего смерти в первом же походе.
Или за Элеонору, не заслужившую смерти вовсе.
Ардерик оглянулся на замок, где его — в кои-то веки! — ждали, и ощутил непривычное тепло в груди. Сближаться с Элеонорой было непростительной ошибкой, мальчишеской глупостью. Но и забыть её было теперь немыслимо. Как доверчиво она льнула к груди, как пылко раскрывала объятия, как бесстрашно стояла за плечом с твёрдой рукой на бесполезном кинжале! Нельзя было тогда терять голову, думать, что всё потеряно, что на пороге гибели позволено всё. С приходом подмоги Элеонора вновь стала баронессой и замужней женщиной, и это меняло всё и… ничего.
В первую очередь не отменяло клятвы защищать и беречь её.
Стало быть, нечего было и думать рассказать маркграфу Олларду всю правду об измене барона и хоть так отомстить за перебитую сотню — ведь тогда Элеонора точно потеряла бы Север. Всё запуталось, нити переплелись в одну крепкую паутину. Потянешь одну — порвётся совсем в другом месте.
Впрочем, Ардерик всё больше уверялся, что война была для Олларда лишь поводом приехать на Север. Верен всё утро просил спровадить друга-лучника в Лиам, подальше от маркграфских глаз, но у Ардерика были свои соображения на этот счёт. Если они окажутся верными, то добиться расположения маркграфа будет несложно. А это значило, что весной в столицу уйдёт правильный отчёт, и Эслинг получит своё только после того, как Элеонора обзаведётся наследником… Его, Ардерика, наследником.
Здесь положение запутывалось окончательно.
Чтобы прогнать назойливые и бесполезные мысли, Ардерик вновь вслушался в речь лиамца. Тот снова рассуждал об убытках и о том, как заставит Эслинга — не одного, так другого — заплатить за всё.
— Встречу Шейна — шею сверну, — цедил он сквозь зубы. — Кипит в Эслинге, а жжётся весь Север. С одних солеварен убытка марки на четыре! А Тенрик тянет… Я вчера прямо сказал — мы пришли защищать себя, а не его.
— Будете требовать назначить нового барона? — как бы невзначай спросил Ардерик.
— Зачем? Пусть выправляет, что напортил, а там посмотрим. А то кто знает, кого вместо него пришлют… — Лиамец бросил на Ардерика испытующий взгляд и всё же продолжил: — Я с графом этим особо не говорил, он птица не нашего полёта, но тебе скажу, что Тенрик хоть и распустил младшего брата, а всё же люди при нём сыты. Налоги не задирает, берёт ровно столько, сколько столицей положено. Если угомонит братца, то и пусть сидит. Новый-то сразу возьмётся порядок наводить… межи проверять, леса пересчитывать…
— Севером должен править северянин, — кивнул Ардерик. — Я бы и сам поглядел, как барон себя поведёт. В Империи не найти рода, чьё имя не запятнано предательством — все хоть раз да оступались…
— Не все.
Маркграф Оллард подобрался незаметно за шумом отряда. Держался он сдержанно, даже отчуждённо, но всё же не так, как обычно ведут себя, когда собираются обвинить всех собравшихся в государственной измене. Невозможно было понять по его лицу, слышал ли он что-то, и если слышал — что именно.
— Что, господа, вы намерены преследовать врага в горах?
Ардерик и лиамец переглянулись. Никому не хотелось прослыть трусом, да ещё перед лицом императора, которому маркграф, несомненно, собирался докладывать обо всём.
— Неплохо бы для начала понять силы противника, — медленно проговорил Ардерик. — Признаться, я уже один раз недооценил их…
— Вы человек военный, опытный, — ответил Оллард, и невозможно было понять, говорит он серьёзно или насмехается. — Вашему мнению можно доверять. А вы что скажете, почтенный?
Лиамец молча кивнул. Он разом утратил всю свою словоохотливость и, похоже, благоразумно предоставил разговор двум имперцам.
— Я бы ещё проведал деревни в лесу, — добавил Ардерик. — Если кто и знает горные тропы, то местные пастухи. Я узнал от них много дельного, пока мы строили укрепления.
— По меньшей мере одна деревня уцелела, — заметил Оллард. — Значит, заглянем туда, расспросим жителей и вернёмся в замок. Да, едва не забыл: здесь все ваши люди? Все, кто уцелел?
— Почти, — небрежно ответил Ардерик. — Кое-кто остался в замке. А что?
— Ничего. Их так мало. Должно быть, печально потерять целую сотню. Надеюсь, мы будем удачливее.
Нестройный шум голосов, оружия, стука копыт за спиной отзывался острой тоской, и Ардерик крепче сжал поводья. На что Оллард книжный червяк, а смекнул не соваться сразу в пекло. Как знать, как бы всё обернулось, если бы Ардерик тоже сперва заручился поддержкой соседей? Или хотя бы разузнал, с кем придётся иметь дело? Сейчас Ардерику казалось, будто с тех пор прошло лет десять и сам он давно перешагнул сорокалетний рубеж — так много всего перегорело, перемололось, было потеряно и обретено за эти три месяца.
Он оглянулся на Верена, уткнувшегося взглядом в лошадиную гриву. Его лицо снова было озабоченным и растерянным. Что ж, Север заставил многих расстаться со своими заблуждениями, пора было расстаться с ними и Верену. Если предположение Ардерика верно, и Олларду нет дела до северных разборок, значит, в столице не узнают ничего сверх меры, головы не полетят, и план Элеоноры не рухнет.
И сын Ардерика, безземельного имперского сотника, станет следующим бароном Эслингом.
Ардерик ударил лошадь по бокам, поднимая в рысь. Забот было много, а времени до сумерек — слишком мало, чтобы тратить его на пустые мысли и ещё сильнее запутывать тугой клубок.