— Я покажу ваши покои и сама принесу шкатулку. Я старалась угадать ваши привычки, но если что-то понадобится, ваши слуги могут обращаться прямо ко мне.
— Я привык обходиться без слуг, — непринуждённо заметил Оллард. — Дома мы держали только необходимых людей. Однако я рассчитываю посвятить некоторое время своему увлечению, а потому мне потребуется помощник.
— Разумеется, — Элеонора мгновенно перебрала в памяти всех уцелевших слуг и стражников, которые могли бы помогать в механической мастерской. — Ардерик, подойдите, будьте добры! Возможно, нужный человек найдётся среди ваших людей.
— Требований немного, — перечислил Оллард. — Он должен уверенно держать перо, бегло читать и разбираться в стрельбе. Это пригодится, если нам придётся делать метательные машины.
— Найти стрелка, умеющего писать что-то кроме своего имени? — протянул Ардерик. — Почти невозможная задача. Признаться, все мои люди проиграли битву с грамотой, хотя неплохо выигрывали другие… Впрочем, есть у меня один лучник хорошего происхождения и образования. Совсем мальчишка, правда, и ростом не вышел, зато пером владеет почти столь же ловко, как луком.
— И где же он?
— У нас тут вышло небольшое недоразумение, и мне пришлось отправить его остыть. В нижнюю кладовую, под ледником. Проводить?
— Не стоит утруждаться. Если доверите мне ключи, я найду сам.
— Там заперто на засов. Ключи не нужны.
— Очень хорошо.
Оллард повернулся к Элеоноре и отвесил лёгкий поклон:
— Я посмотрю вашу шкатулку завтра. Не смею утруждать даму, утомлённую до головной боли. Благодарю за великолепный ужин.
Он скрылся в темноте коридора раньше, чем Элеонора успела ответить. Она недоумевающе переглянулась с Ардериком.
— Об учтивости Оллардов недаром ходят легенды, — хмыкнул сотник. — Тьма с ними, с манерами! Пока он как будто нам не враг.
— Посмотрим, — проронила Элеонора.
Она собиралась перекинуться с Ардериком ещё парой слов о сегодняшней вылазке, но её окликнула Грета, и Элеонора поспешно попрощалась. Три сотни гостей принесли замку не только подмогу, но и множество хлопот, а принять защитников следовало как можно лучше.
***
С немым воплем Верен смотрел, как Оллард удаляется. Когда ушла и баронесса, он повернулся к Ардерику, кипя от изумления и гнева.
— Пусть поговорят, — Рик успокаивающе похлопал его по плечу.
— Но… Такко же…
— Он не просил защиты. А я не люблю, когда мне морочат голову. Я с самого начала не верил в то, что он плёл, а после того, как Оллард весь день вертел головой и расспрашивал, точно ли все мои люди в сборе… нет, Верен, там явно кроется что-то больше, чем лук для дочки.
— Зачем он его искал? И как нашёл?..
— Одинокий всадник на Северном тракте — уже редкое зрелище, а этот ещё и светил на каждом перекрёстке нашим письмом, где стоит его имя. Уймись, Верен. Пусть поговорят. Готов спорить, мальчишка выйдет из кладовой живым и здоровым.
Верен не решился сказать, насколько далеки были предположения Ардерика от его опасений. Но делать было нечего. Оставалось только найти повод держаться поближе к кладовой — на всякий случай.
========== 3. Небесный мост ==========
Такко заперли в одной из кладовых под ледником. Его вели тем же путём, каким они с Вереном шли за Дарвелом, когда собирались сделать вылазку. Кажется, Ардерик так и не поверил, что ход оканчивался тупиком, а в руке Дарвела блестела острая сталь — Такко хорошо видел отблеск, когда спешил с факелом назад. Впрочем, теперь это не имело значения. Ничего не имело значения.
Свечи для него пожалели, оставили лишь коптящую плошку с жиром, которая почти не давала света. Такко ощупывал стены, шарил за полками, пытаясь найти вторую дверь, и голова шла кругом оттого, что всё это уже было: запертое подземелье, лихорадочные поиски выхода и ужас — леденящий, сковывающий, скручивающий внутренности в панической судороге.
После драки ныли челюсть, рёбра и плечо, которым Такко приложился о камень сквозь утоптанный снег. Но хуже было холодное, дёргающее ощущение в запястье. Такко помнил, как его оплели хищные, цепкие пальцы, а второй рукой жадно проследили тонкую кость до самого локтя: «Вот ради чего я тебя нанял». От одного воспоминания била дрожь. Ему случалось ощущать разные прикосновения — нечасто, но в больших городах непременно находились те, кто предлагал невысокому и гибкому мальчишке совсем другую работу, нежели охранять товар. От них оставались гадливость и нездоровое, болезненное любопытство. Но Оллард хотел иного. Худшего. «Кости самой природой предназначены служить. Глупо закапывать их», — звучал его голос в голове. А следом возвращалось отвратительное, леденящее прикосновение. «Вот ради чего я тебя нанял». Такко метался по кладовой, но выхода не было.
Постепенно усталость брала своё. Такко опустился на пол, привалился к какому-то мешку. Закрыл глаза, и из чернильной тьмы выплыли длинные столы, на которых безостановочно двигались человеческие кости. Пружины, валы и шестерни заставляли кисти сжиматься, ноги — сгибаться в коленях, челюсти — щёлкать. Такое не увидишь даже в дурном, лихорадочном сне, не выдумаешь спьяну, а Такко сам собирал те механизмы. И оказался разом единственным свидетелем преступления и самым подходящим материалом для следующего.
Он забылся тревожным, коротким сном, а когда очнулся, лампа трещала и крошечный огонёк едва виднелся во тьме. Такко поднялся, застонав от тянущей боли в теле, и поправил фитиль. Местные умели определять время по тому, насколько сгорал пропитанный жиром войлочный шнур, Такко мог лишь приблизительно прикинуть, что прошло не меньше пяти часов. А может, и все восемь — кто разберёт.
Так или иначе, он всё ещё был жив. Такко потянулся, расправляя затёкшие плечи. С чего он вообще взял, что к сундуку непременно прилагался хозяин? Быть может, маркграфа давно казнили, а часть его имущества отправили с войском на Север? С плеч будто рухнул тяжёлый груз. Почему эта простая мысль не пришла ему в голову раньше?
За вчерашнюю вспышку было почти стыдно. Такко потёр саднившую скулу и ощупал ноющее плечо. Кидаться на Верена было несусветной глупостью. Конечно, друг не мог знать, кто пожаловал, а если бы знал — не скрыл. Такко мысленно обругал себя: хватило бы ума дождаться гостей, уже знал бы, кто приехал! А теперь сиди и гадай, кто это был, разбили ли врагов и чего вообще ждать.
Такко подошёл к двери, толкнул её без особой надежды и негромко окликнул друга, надеясь, что он сидит где-то по соседству. Ответом была тишина. Оставалось снова усесться у стены и терпеливо ждать. Изо рта шёл пар; пришлось обхватить колени, сжаться в комок, чтобы сберечь остатки тепла. Делать было решительно нечего. Оружие у него забрали, даже небольшой ножик для обрезки перьев и ниток, да и кладовая была почти пуста, если не считать мешков с зерном и какими-то клубнями, от которых пахло землёй и гнилью.
Призраки по-прежнему бродили вокруг, прятались в черноте теней, но под рёбрами уже не крутило так отчаянно. Такко вздохнул и опустил подбородок на руки. Нечего и думать поделиться всем этим с Вереном. Тот покрутит пальцем у виска, а потом пойдёт к сотнику, и тогда история точно выплывет наружу. Поди докажи, что понятия не имел, для чего были те механизмы. И ведь гордился, как дурак, оказанной честью! Готов был не есть, не спать, сутками не видеть солнечного света, лишь бы стать причастным ремеслу, превращавшему мёртвые куски стали и латуни в движущееся, почти живое. Знал бы, дурень, чем оно обернётся!
В тишине было слышно, как потрескивает фитиль лампы. Дважды Такко слышал замковый колокол — точнее, чувствовал, как гудел камень под ступнями. Значит, прошли ночь и ещё день. Такко дремал, поднимался, чтобы размяться и согреться, поправлял фитиль, искал что-нибудь съедобное, зачем-то снова толкал дверь, на слух швырял жёсткие клубни в крыс, шнырявших в щелях между камнями. Фитиль в лампе становился всё короче. Такко затушил бы её на время, но огнива у него тоже не было, а оставаться в кромешной тьме не хотелось.