Укрепления стояли тихие, будто вымершие. Шагов за двести оттуда полетели робкие стрелы, частью упавшие в снег, частью застрявшие в щитах. Ни дать ни взять — оставили в охране десяток мальчишек, которые только вчера взяли в руки арбалеты. Враги шли быстро, и Оллард остановил камнемёты — под обстрел могли попасть лиамцы, выбивавшиеся из сил, чтобы обойти войско с запада. Показалось было, что Шейн пройдёт мимо укреплений к горам, но ворота распахнулись и отряд Рика с арбалетами наизготовку вылетел на пустошь в точно рассчитанный миг. Двадцать пять воинов против сотни — только Рику не привыкать было сражаться малым отрядом. У каждого под меховой курткой пряталась добрая кольчуга, а не кожаный доспех, и щиты были крепче, чем у противника. Они встали в три ряда — прикрывая щитами попеременно стрелявших арбалетчиков. Люди Шейна остановились, спешно перестраиваясь под двойным потоком стрел, и этого хватило лиамцам для отчаянного рывка, чтобы перекрыть отход к реке.
Если бы Такко вёл людей Шейна, он бы ни за что не отступил к замку. Ясно же, что с трёх сторон их выкосят быстрее, чем успеют попросить пощады. Достойнее было принять бой на пустоши — пусть последний, но славный, честный, о котором сложат легенды. Но изрядно поредевшее войско отступало снова, словно бы ждало чуда.
— На что они надеются? — спросил Такко вслух. Где-то в груди ворохнулось — нет, не сочувствие, просто тело слишком хорошо помнило, каково отступать под выстрелами. — Мы же просто перебьём их!
— Тьма знает, — процедил Оллард. — Очевидно, у них был план, и он не сработал. Либо сработает вот-вот. Не забывай о тайных ходах.
— Я больше не вижу Шейна, — наконец сказал Такко. — Куда он успел улизнуть?
Оллард молча пожал плечами.
***
— У Нориты твёрдая рука, не то что у вас, остолопов, — бывало, выговаривал отец братьям, вернувшимся со стрельбища с сердитым и понурым видом.
Глупое детское прозвище всплыло в памяти невовремя, пока Элеонора, судорожно сжимая руки на поясе, отступала от рухнувшего на пол врага. Шлем спас его — он поднимался, утирая кровь с лица. Элеонора отходила назад, спотыкаясь о шкуры.
Он наконец выпрямился, обнажил кинжал, и Элеонора едва подавила крик — лицо в обрамлении рыжих кудрей лишь смутно напоминало Шейна. В бедро больно ударил туалетный столик; Элеонора на ощупь схватила ножницы, швырнула, незнакомец небрежно отбил их клинком. Увернулся от брошенных следом щипцов и шагнул вперёд.
Столик рухнул между ними со страшным грохотом — раньше Элеонора не могла его сдвинуть, а сейчас перевернула, разметав по комнате шпильки, заколки, разлетевшиеся осколками зеркала. Слух выхватил сквозь отчаянный шум крови стук в дверь: Бригитта звала госпожу и умоляла открыть. Конечно, девчонка наверняка видела, кто увёл Элеонору, и теперь Тенрику не отмыться. Мысль сверкнула молнией и погасла. Незнакомец нетерпеливо оглянулся на тайную дверь, выругался и пошёл к Элеоноре, на ходу расставляя руки для захвата. В дверь уже не стучали — молотили, дёргали, срывали с петель. Поздно.
— Пойдёшь сама — не придётся портить твоё красивое лицо, — проговорил незнакомец с ухмылкой. Элеонора отпрянула, споткнулась о какую-то мелочь, пошатнулась и не удержала равновесие: непривычная тяжесть кольчуги и накидки увлекла её вниз. Лицо незнакомца приближалось, будто во сне; сильная, твердая от мозолей ладонь сгребла за шиворот, вздёргивая на ноги, лезвие слабо блеснуло. Элеонора перевалилась на колени, отчаянно рванулась — тщетно, её держали крепко.
***
— Луки!
Такко нетерпеливо выхватил стрелу и свесился со стены, чтобы лучше видеть цель. Чувствовать пальцами живую, тугую тетиву было куда приятнее, чем крутить ворот. Он тихонько поблагодарил судьбу, подкинувшую ему голубиные перья, которые словно бы давали стрелам крылья. Можно было посоперничать с арбалетами.
Лиамцы растянулись цепью и вскоре соединились с отрядом Ардерика. Они загоняли врага между укреплениями и замком, как поломойка гонит тряпкой воду. Такко, наверное, сотню раз пробежал глазами расстояние до вражеского войска, прежде чем решился спустить стрелу, и едва не заорал от радости, когда она нашла свою цель.
Кто-то толкнул его под руку; Такко обернулся и увидел Олларда с длинным луком тёмного дерева.
— Куда вы? — спросил Такко грубее, чем следовало. — Вы же маркграф!
— Больше нет.
— А?..
— Титул и земли остались только на бумаге. Мне предложили выбор — Север или эшафот. Верно, во мне заговорила кровь предков-воинов, и я согласился на эту авантюру. Ты хранишь слишком много моих тайн, чтобы не доверить ещё и эту.
Такко хмыкнул. Бесспорно, Оллард выбрал самое подходящее время для важных вестей.
— Если сюда прилетит стрела, вы пожалеете, — сказал он наконец.
— Если я о чём и жалею, то о том, что стою на стене не своего замка. Мои предки были бы довольны, что у их недостойного потомка появился призрачный шанс умереть с оружием в руках. Не зевай!
Они стояли лицом друг к другу, посылая одну стрелу за другой. Не было жалости, не было стыда за то, что они просто расстреливают беглецов — слишком высока была цена милосердия. Слишком хорошо помнилось, как во двор летели огненные стрелы, и как замок держался на краю гибели.
Однако Ардерик думал иначе.
— Опустите луки …! — заорал он, с лёгкостью перекрыв шум боя. — Сожри огонь ваши стрелы!..
Отшвырнул в снег арбалет и выхватил меч. Верен рядом с ним деловито перекинул арбалет через плечо и тоже вытянул клинок.
Оллард с сожалением убрал вынутую было стрелу и махнул рукой. Теперь, когда отряд Ардерика соединился с лиамцами, перевес сил был очевиден.
— Господин Оллард! — имперский сотник уже не просил, а требовал, столько настойчивости было в его голосе.
— Идите, Гантэр.
Теперь, когда внизу кипел рукопашный бой, стрелять было опасно. Такко следил за Вереном, с чьего меча разлетались кровавые капли; он прикрывал Ардерику спину, и Такко с плохо скрытой завистью отмечал, как легко летал его увесистый клинок, и как слаженно и чётко они с Ардериком двигались. Лиамцы сражались вполсилы и берегли людей, зато Гантэр с тремя десятками мечников яростно бросился в бой.
Теперь северяне дрались отчаянно, благо поток стрел из замка и укреплений прекратился. Может, не оставляли надежды пробиться к лесу, а может, наконец не захотели дешево продавать жизни. У Такко замерло сердце, когда Верен отлетел в снег, едва увернувшись от удара. Ардерик остался один против троих — и нельзя, нельзя было стрелять!
Оллард негромко выругался и вскинул лук. Они с Такко стояли бок о бок, стрелы в колчанах сцепились. Оллард выдернул первую попавшуюся и выпустил раньше, чем Такко успел его остановить. Рыжее голубиное перо пролетело над плечом Ардерика и воткнулось в горло противнику.
— Не делайте так больше, — выговорил Такко разом заледеневшими губами. Дёрнись Ардерик на пядь — и дорога ему была бы на погребальный костёр.
— Увлёкся, — пожал плечами Оллард и поставил лук за спину Такко, возвращая лицу привычную непроницаемость.
***
Победа, полная, настоящая! Ардерик бродил по пустоши, переворачивал тела, рассматривал узоры на рубахах и пряжках, и радость меркла, не успев родиться. Шейна не было ни среди погибших, ни среди пленников; скрестить с ним мечи не удалось, и это заставляло ярость снова бурлить в жилах. Верен хромал сзади — похоже, пропускать удары по ногам входило у него в привычку, но хоть в этот раз обошлось без серьёзных ран.
Навстречу шли маркграф со своим лучником — оба довольные, оживлённые. Ардерик дождался, когда они приблизятся.
— Где Шейн, раздери его тьма? Надо полагать, в замке было спокойно, раз вы здесь?
— Да, в нижних коридорах всё тихо, — ответил Оллард. — Дарвел с бароном всё ещё там.
— И за каким лядом он положил почти сотню воинов, если не собирался нападать из-под земли? — Ардерик выругался от души и перевернул носком сапога очередное тело. Из горла у того торчала стрела с рыжими перьями, лишний раз напомнив Ардерику о Шейновых рыжих волосах и пламени, сожравшем его сотню на погребальном костре. Он выдернул стрелу и протянул Такко: