— Я не дорисовал узор, — попытался отговориться он. В руках у него лежала гладкая доска и несколько листов бумаги, на верхнем из которых был наполовину срисовано выпуклое плетение с рубахи убитого.
— Марш в тепло, — одними губами добавил Оллард, и лучник наконец убрался.
Ардерик глубоко вдохнул. Сейчас станет ясно, зачем его в действительности позвал маркграф.
— Я позвал вас, чтобы поразмышлять ещё кое о чём, — начал Оллард, едва за мальчишкой закрылась дверь. — От барона нынче мало толка, но вы ведь тоже неплохо знаете Шейна. Пусть не знакомы лично, но слышали о нём, сталкивались в бою. До сего дня вам удавалось просчитывать его намерения лучше, чем барону. Давайте вместе подумаем, что могло им руководить?
Мало толка — вот и всё, что дозволено Ардерику узнать о допросе барона? Надежда на единение, появившаяся было в погоне за Шейном, растворилась.
— Очевидно, что без барона не обошлось, — продолжал Оллард. — Я было решил, что младший Эслинг ждал от брата подвоха, потому и послал вместо себя двойника. Но соваться в покои баронессы самому — чистое самоубийство. Окажись барон предателем, Шейна ждала бы засада и в лесу.
Отмалчиваться было неловко, и Ардерик разлепил губы:
— Он же шёл к замку мимо этого леса и мог проверить. Если помните, он задержался там, прежде чем повернуть на пустошь. На свежем снегу хорошо видны следы, и Шейн знал, что с утра в лес никто не ходил.
— Тогда зачем ему двойник? Заметьте, не просто помощник. Человек, в сумерках похожий на него, как близнец.
Ардерик пожал плечами. Одна тьма знает, чего ради граф ввязался в это дело, но ухо надо держать востро.
— Мне нужна ваша помощь, — негромко продолжал Оллард. — Никто лучше вас не сможет вжиться в шкуру Шейна. Представьте, что вам нужно проникнуть в замок и забрать госпожу Элеонору. Как бы вы поступили?
— Мне?.. — Ардерик недоумевающе поднял голову. — Я?..
— Отнеситесь к этому, как к игре. Вы воин, вы умеете ставить себя на место врага. Представьте: ваш замок, ваши родовые владения захвачены близким родственником. Вы хотите вернуть их, а заодно поквитаться с теми, кто лишил вас всего: чести, имени, власти…
Будь воля Ардерика, он бы огнём и мечом выгнал Виллардов с родовых земель. Пусть он сам и не помнит уже, когда что сеять и жать, но мать с отцом пока в силах. Ждут, что после Севера он наконец женится, благо тридцать лет то ли минуло в прошедшем году, то ли будет в следующем…
Как же, женишься тут теперь. Знать бы, есть ли у Шейна жена и дети? И если есть, то где? Неужели живут там же, в промозглой морской крепости?
Будто прочитав его мысли, Оллард добавил:
— Вы знаете, что в условленное время вас будет ждать женщина, которая… с которой…
— С которой что? — спросил Ардерик с вызовом и тут же обругал себя. Вот же дурак — замечтался, как мальчишка, принял на свой счёт. Этак недолго и сболтнуть что-нибудь такое, чего не разгребёшь.
— И об этом я тоже хотел поговорить, — тут же подхватил Оллард. — Будем откровенны. Сдаётся мне, размышляя о намерениях Шейна, мы упускаем из виду одну важную вещь. Госпожа Элеонора воспитана по имперским меркам. По меркам своего рода, если понимаете. Её любезность и обычная для светской женщины обходительность могли быть восприняты её северными родственниками… неверно. Как вы считаете?
— Я считаю невозможным обсуждать женщину за её спиной.
— Это делает честь вашей добродетели. Но вернёмся к Шейну, который, как можно предположить, добродетелью отягощён не был.
Оллард шагнул с места, где с начала разговора стоял каменным истуканом, и Ардерик подавил желание отступить. Пока между ними лежало мёртвое тело, было как-то спокойнее. А, да не плевать ли теперь? Пусть между ними стояла бы хоть сама смерть — разве Ардерик не смотрел сотни раз ей в лицо?
— А я, знаете ли, не отягощён обходительностью, — сказал он. — И не обучен понимать намёки.
— Правда? Однако когда барон обвинил госпожу Элеонору в сговоре с Шейном, вы всё прекрасно поняли. Тогда вы поклялись защищать её честь до последней капли крови. Вы знаете, что барон отчаянно ревновал супругу к брату. И были до того уверены в её невиновности, что покрыли попытку отравления. Меня не интересуют сплетни вокруг чужих браков. Я должен знать, что ещё угрожает императорской власти на этих землях, кроме баронского брата-мятежника.
Рядом с мертвецами особенно хорошо слышалось биение собственной крови — живой, горячей, помнившей нанесённые обиды. Следовало тогда вызвать барона на поединок и проткнуть его жирное брюхо. И вырвать язык, чтобы даже из могилы не смог разболтать.
— Барон выдал вас куда охотнее, чем брата, а Дарвел пересказал ваш разговор почти дословно. — Шаги маркграфа глухо отражались от каменных стен. — Был уверен, что тем поможет вам обоим. Я не стал его разубеждать. Я не обвиняю вас — пока — но убеждён, что госпожа Элеонора была знакома с Шейном Эслингом куда ближе, чем следовало. Она приняла от него яд, а когда убедилась, что он не подействовал, пожелала Шейну смерти. Именно поэтому Шейн послал двойника — хотел проверить, как его встретят. И только убедившись, что баронесса не пойдёт с ним добровольно, а вести её силой слишком шумно и хлопотно, предпочёл сбежать, тем самым подставив брата.
Ардерик смотрел маркграфу в глаза, казавшиеся непроницаемо-чёрными в сумраке — свечи прогорели, и масляные лампы слабо рассеивали мрак. По краю сознания промелькнула никчемная мысль: не видать мальчишке-лучнику маркграфского наследства, будь он хоть трижды сыном, хоть увешай его медальонами с ног до головы. В нём нет и тени этой жуткой холодности, мертвенной непроницаемости, какой-то необъяснимой жути, сквозящей в каждом движении. Каменного идола не переиграть, не перехитрить, его даже убить не выйдет — с него станется отразить первый удар, а за дверью наверняка ждут.
— Я глубоко уважаю госпожу Элеонору, — медленно проговорил Ардерик. — Она дала мне и моим людям приют, доверила защиту замка. А когда мы были разбиты, позволила вернуть доброе имя. Я обязан ей всем и буду последним человеком, что решит свидетельствовать против неё. И я сделаю всё, чтобы защитить её честь и тем вернуть долг. — Перевёл дух и добавил: — И вообще, нужно быть безумцем, чтобы судить хозяйку замка в разгар войны.
Он замолчал, подавив желание утереть лоб рукавом — несмотря на вырывавшиеся изо рта облачка пара, стало жарко. Оллард смотрел со странной смесью насмешки и любопытства, и казалось, что он вообще не слушал, что говорил Ардерик — лишь как он говорил, подмечая одному ему известные мелочи.
— Я в вас не сомневался, — уронил Оллард. — Вы свободны. Однако попрошу не покидать своей спальни до завтрашнего утра.
Ардерик не сразу сообразил, что его выпроваживают, понял лишь по кивку в сторону выхода. Распахнув дверь, он ожидал увидеть стражу, но коридор был пуст. Оллард усмехнулся в спину:
— Полагаюсь на ваше слово.
Добравшись до развилки, Ардерик поднял повыше фонарь и мрачно кивнул сам себе, заметив в темноте ниш тусклый блеск доспехов. Не так уж и полагались на его слово. Оставалось подняться к себе.
Спальня окутала теплом и запахом трав. Верен сопел, скинув одеяло, в камине потрескивали догорающие угли. Ардерик недоумевающе взглянул на затухающие язычки — он подбрасывал не так много дров перед уходом, — на кувшин, полный свежей воды, и пузырёк тёмного стекла, в каких лекари обычно хранили укрепляющие настойки. Махнул рукой и повалился на шкуры рядом с Вереном — завтра разберётся, кто позаботился.
========== 8-2. Кровь живая, кровь мёртвая ==========
Старые покои, знакомые до последней трещинки на деревянных панелях, казались чужими. Элеонора занимала их, пока свекровь не покинула замок, и теперь снова чувствовала себя гостьей в Эслинге. Даже в ежевечерней возне служанок чего-то не хватало; не так трещали дрова в камине, не так плескалась вода. Временами Элеонора испуганно вскидывалась, не узнавая комнату; ей казалось, будто она промахнулась с ударом и теперь пленница в Бор-Линге. Её мутило, руку дёргало, а ещё нехорошо тянуло внизу живота, и она упорно гнала дурные мысли.