— Как не помнить! Меня ещё цапнула одна. Повезло, что по осени яд слабый, а я был в сапогах. А ведь похоже на то, что сейчас, да?
— Ну. Куда ни влезешь, везде какая-то дрянь и ядом плюются. И все ведь добра хотели! Барон вон брата берёг… доберёгся!
— Да уж, доберёгся… — Верен выпрямился, потёр лицо руками, совсем как Ардерик утром. — Ладно. Тьма с ними. Я сюда пришёл с Риком, с ним и уйду, пусть хоть все змеи вокруг сойдутся. Пусть хоть все предадут, я буду с ним.
Рвущиеся наружу чувства с трудом облекались в слова. Верен замолчал, в последний раз сплюнул вниз и отвернулся. Нужно было возвращаться к Рику. Он собрался потянуть Такко за собой, и вдруг вспомнил о медальоне, что скрывался у друга под плащом.
«Не связывайся со знатью», — слова Ардерика эхом отдавались в ушах. — «Они теперь заодно». Верену плевать было, какое имя будет носить друг, но невысказанный вопрос рвался наружу и было самое время его задать.
— Спросить ещё хочу, — сказал он. Такко с готовностью поднял голову, и сто раз проговоренные про себя слова будто испарились. Как спросить — вот так прямо, в лоб?..
— Верен! — По лестнице прогремели шаги, и на площадку вывалился хмурый Ардерик. — Обыскался тебя. Я уж решил, ты свалился где со своей ногой, а ты по лестницам бегаешь! Что вы оба тут забыли?
— Это я его позвал, — ответил Такко, и Верен поразился открытой дерзости, звеневшей в голосе друга. — Проверить кое-что хотел.
— А его прихватил, чтобы тебя ветром не сдуло?
Ардерик и Такко мерились взглядами, а Верен стоял между ними, и его будто рвало на части. Пришёл бы Рик немногим позже! А теперь Верен никак не мог попросить его уйти с башни одного, так потянулся к нему — обманутому и преданному.
— Идём, Верен, завтрак пропустим. — Ардерик повернулся и зашагал к лестнице.
Верен вздохнул и двинулся за ним. Такко поймал его за рукав:
— Это не моя тайна, — торопливо проговорил он. — Вернее, моя тоже, но не только моя. Я тебе когда-нибудь скажу… наверное…
Верен хлопнул его по плечу и поспешил за Ардериком. Вот Такко и ответил настолько прямо, насколько мог, но стало ли от этого легче?
И кто мог подумать, что безобидная затея поплевать с башни заведёт в такие дебри?..
***
— Придётся затянуть пояса до весны, — ворчал Ардерик, пока они с Вереном поглощали немудрёный, но сытный завтрак — горох с солёными грибами. — Поперёк глотки уже эта солонина!
Верен не поднимал глаз от миски, а если и поднимал, в них отражалась такая смесь тревоги и огорчения, что Ардерик уверился: письмо родным он писал не напрасно. Наверняка маркграфский мальчишка что-то сболтнул, и теперь Верен не знает, как лучше предупредить о грозящей опасности. Ардерик только усмехнулся мысленно. Он-то давно не ждал ничего хорошего.
— Идём, что ли, в лекарскую сходим, разузнаем о Гантэре, — сказал он, отодвигая миску. — Дурень, вот куда его вчера понесло? Сидел бы писал приказы, нет, вздумал мечом помахать! Заодно пусть лекарь тебя глянет. Хромаешь опять.
— Баронессу видел, — сказал вдруг Верен. — С утра выходила провожать лиамцев.
— И что? — Ардерик вскинулся и сразу обругал себя. — И что с того?
— Я думал, она после вчерашнего не поднимется.
— Гостей проводить — важное дело, — пожал плечами Ардерик. — Тут хочешь не хочешь, а встанешь.
Ощущение хрупких плеч Элеоноры ещё жило в ладонях. Да что там — Ардерик помнил её всю так явно, будто делил с ней ложе только вчера. Элеонора не отпускала его, занимала его мысли, заставляла кровь быстрее бежать по жилам. А крепче всего держала жизнь в её чреве. Рассветные силы, хоть бы там ничего не было! Было бы — Элеонора бы уже сказала, наверное. Могла она понять за две недели-то?
В лекарской Ардерик первым делом нашёл взглядом ложе Гантэра. Имперского сотника устроили поближе к очагу, в тепле. Не стоило и спрашивать лекаря, полегчало раненому или нет: раз требовался неотлучный присмотр, дело было плохо, иначе его перенесли бы в спальню.
Расспросить лекаря и не удалось — с ним уже беседовал Оллард. Каменный идол выглядел невозмутимым, будто не он вчера гонялся за призраком Шейна по тайным коридорам. Чего ещё и ждать от него. Лучник тоже околачивался поблизости с какими-то бумагами. Ардерик не стал подходить. Поручил Верена заботам одного из лекарских помощников, огляделся и вскоре уже болтал с теми, кто был ранен полегче, затем пошёл подбодрить лежавших без сил. Опыт не подводил: он помнил почти всех Гантэровских парней по именам, а уж искать, о чём поговорить, никогда не приходилось.
Дух в лекарской стоял тяжёлый — крови, нечистот, несвежих простыней, но Ардерик давно притерпелся к нему. С мрачным удовлетворением отметил, что Оллард не задержался в душной комнате. Ещё бы, для него-то война пахла не иначе как вином и жарким праздничного пира, а не горящей смолой, палёным мясом и застарелой человеческой грязью. Маркграф задал лекарю последний вопрос и отпустил кивком. Повернулся к двери, огляделся напоследок и, верно, увидел знакомого — направился мимо лежавших людей к закутку у очага, где в лоханях стирали бинты и кипятили отвары. Ардерик проследил его взгляд и увидел Элеонору.
Она стояла спиной и неловко полоскала одной рукой в лохани окровавленное тряпьё. Без меховой накидки она казалась особенно хрупкой и тонкой. Ардерик одним взглядом обнял её всю: узел волос под тёмной сеткой, повязку на правой руке, прямую спину, облечённую непривычно простым платьем. Нежную шею, линию покатых плеч, заострившиеся углы локтей. Вчера она трепетала в его руках, доверчиво жалась к груди, вчера он снимал с неё залитый чужой кровью доспех, впервые проделывая это с женщиной…
Быстро распрощавшись с ранеными, Ардерик зашагал к закутку.
Разумеется, Оллард успел первым и торчал рядом с Элеонорой со своей неизменной усмешкой.
— Когда я вчера говорил, что вы должны стать ближе к людям, я имел в виду несколько другое, — негромко говорил он.
— Позвольте мне самой решать, как вести себя со своими людьми, — отчеканила Элеонора.
— Ваша музыкальная шкатулка готова. Прислать в ваши новые покои?
— Не утруждайтесь. Завтра слуги закончат с уборкой, и я вернусь в прежние комнаты.
— Не глупите. Это опасно.
— В Эслинге есть только одни покои хозяйки, маркграф Оллард. У вас всё? Я занята.
Элеонора коротко кивнула Ардерику, стряхнула с руки кровавые капли и принялась развешивать мокрые бинты у огня. К ней нужно было привыкнуть — серьёзной, неприветливой. Без накидки, кольчуги и золотого шитья она казалась такой… доступной. Шепнуть бы на ухо пару слов, увлечь в коридор, укрыться в любой из бесчисленных ниш и тупичков, благо с уходом лиамцев в замке сразу стало просторнее…
— Ардерик, — Оллард приветствовал его, будто вчерашнего разговора не было. — Хорошо, что вы здесь. Мне нужно посоветоваться насчёт обороны укреплений. Сейчас в них как будто отпала нужда, но оставить там дозор необходимо. Идёмте, если вы закончили.
— Почему вы не сказали баронессе найти себе более достойное занятие? — спросил Ардерик, когда они вышли в коридор. — Ей не место… она как служанка там!
— Не мне приказывать хозяйке замка, — усмехнулся Оллард. — Но вы правы. В её положении опасно трудиться в лекарской. Нужно отозвать её под благовидным предлогом.
— В её положении? Вы имеете в виду, с раненой рукой?
— Не совсем. Вы правильно заметили вчера, что не годится обсуждать женщину за её спиной, но мы все здесь заинтересованы в том, чтобы скорее закончить войну. Поэтому знайте: госпожа Элеонора ждёт дитя.
Ждёт дитя. Всё-таки ждёт.
— Ардерик, вы человек умный и понимаете, что это означает. С рождением наследника прекратятся споры, кто будет владеть Севером. Люди не будут примыкать к Шейну из страха, что со смертью барона ими будут править чужаки-южане. Поэтому наш долг — окружить госпожу Элеонору возможно большей заботой. Она доверяет вам, и я надеюсь, что при случае вы с пользой употребите своё влияние, пусть и небольшое.
Ардерик не понимал из слов маркграфа почти ничего. А тот, как ни в чём ни бывало, повернулся к мальчишке: