— Время покажет.
========== 12. Новый наряд королевы ==========
— Не нужна тебе кольчуга, — Ардерик потянул из рук Верена звякнувшую вязь. — Не в бой идём, а на званый ужин. Наплечники пристегнём и хватит.
— Неуютно как-то, — пробормотал Верен, разглаживая на себе подол чистой рубахи. За три месяца он привык к доспеху и без него чувствовал себя неодетым.
— Повоюешь с моё, будешь считать за счастье скинуть броню, — буркнул Ардерик и взял со стола наплечник. В свете фонаря блеснули медведь и знакомый до буквы девиз, выбитые на вычищенной стали. — Давай, поворачивайся.
Ощутив привычную тяжесть и успокоившись, Верен принялся затягивать ремни на Ардерике. Переживут они как-нибудь этот ужин, в конце концов. Императорский герб мрачно взирал с плечей сотника, когда Верена пронзила новая ужасная мысль:
— Рик, слушай… А там же этих… танцев не будет?
— Да уймись ты! — рыкнул Ардерик. — Если кто и вздумает плясать, тебя, хромого, последним позовут. Поедим, поболтаем и хватит. Ты будто не сидел с баронессой за одним столом! Рожу попроще сострой и идём.
Как будто застолье в зале, набитом такими же воинами, можно было сравнить с ужином в хозяйских покоях, где не спрятаться, не скрыться! Верен вздохнул, бросил последний взгляд на кольчугу и меч, сиротливо притулившиеся у постели, и шагнул за Риком.
Верен помнил покои баронессы другими: с развороченной дверью, сбитым засовом и залитым кровью полом. Сегодня в гостиной царил порядок. Пол устилали волчьи шкуры, служившие плащами воинам Шейна, за протёртыми до блеска стёклами фонарей горели десятков пять свечей, а в середине комнаты стоял стол, накрытый на десять человек. Да как накрыт — для каждого подана тарелка, вилка и нож, такой маленький, что страшно браться!
— Вы ждёте ещё гостей? — осведомился Оллард, занимая место во главе стола напротив баронессы.
— Нет, — улыбнулась она. — Но раньше мы со служанками часто садились за один стол в знак того, что уроженцы юга должны держаться вместе в чужом краю. Самое время вспомнить эту славную традицию. Сегодня — никаких разговоров о войне и политике! Вас не затруднит передать мне тарелку, господин Оллард?
— Прекрасный сервиз, — сказал маркграф, без тени смущения выполняя просьбу. — Костяной фарфор?
— У вас намётанный глаз. Сервиз был свадебным подарком моей матери. Вы были на наших глиняных месторождениях, господин Оллард? Ардерик, а вы? Готова спорить, других таких больших разработок в Империи нет!
Разговор тёк неспешно, гладко, и Верен постепенно расслабился. На столе хватало знакомой, незатейливой еды, и в случае чего можно было подглядеть за Ардериком, который обращался с тонким ножом и изящной вилкой уверенно и не манерно. Наконец миски опустели, девушки мгновенно собрали грязную посуду, постелили чистую скатерть и Элеонора улыбнулась маркграфу, доставая плоские клетчатые ларцы.
— Вы ведь играете в шахматы, господин Оллард? А вы, Ардерик?
— Боюсь, уважаемым господам придётся сразиться за честь играть с вами, госпожа, — лукаво заметила Грета, расставляя фигуры, пока Бригитта разливала вино.
— Охотно уступлю свою очередь, — усмехнулся Оллард. — У нас с госпожой Элеонорой ещё будет возможность встретиться за шахматной доской.
В комнате повисла гнетущая тишина. Волнение за исход похода, отступившее было за ужином, вернулось, и с ним — мрачное выражение, сбежавшее было с лица Ардерика.
— Надеюсь, у меня тоже будет такая возможность, — криво усмехнулся он. — Играйте, маркграф, а я, если позволите, обучу ходам своего оруженосца. За делами я совсем забыл познакомить его с этой игрой.
— Непростительное упущение для военного человека, — кивнул Оллард. — Госпожа Элеонора?
— Теперь вы должны мне партию, Ардерик, и непременно обязаны вернуться, — улыбнулась баронесса, садясь напротив маркграфа.
Верену показалось, будто её голос дрогнул, но вслушаться он не успел: Ардерик указал на кресло напротив и принялся рассказывать о фигурах и ходах. На подлокотник забрался Такко, опёрся острым локтём о плечо:
— Давай! Ходи средней пешкой и сразу выводи Лучника!
Ардерик только усмехнулся и двинул вперёд коня, перескочив через стройный ряд пешек.
Южное вино закончилось, в дело пошло местное ягодное, терпкое и хмельное. На столе появились сушёные яблоки, мочёные ягоды, какие-то плоды в меду. Оллард расписывал преимущества подъёмника для воды и грузов, Ардерик угрюмо цедил вино, Элеонора достала небольшую арфу и служанки по очереди перебирали струны. Верен проиграл три партии, отмахиваясь от подсказок Такко, четвёртую с его помощью свёл вничью, сел играть с самим Такко, проиграл снова, поднялся из-за стола и сразу же сел назад.
Комната покачивалась и плыла. Эль был как-то честнее: валил с ног сразу, вино же до последнего прикидывалось безобидным взваром. Хотелось выйти во двор остудить голову, но было неловко.
Откуда-то вынырнул Такко и потянул Верена за рукав в приоткрытую дверь гардеробной. Запнулся о порог, едва не рассадил висок об окованный железом угол сундука, попытался что-то сказать, но запутался в словах, махнул рукой и уселся на пол. На его лице было написано то же недоумение от обманчивой лёгкости вина, что испытывал Верен.
В гардеробной было свежо. Единственный светильник едва рассеивал полумрак. Верен опустился напротив Такко между сундуками и с наслаждением привалился к стене.
— Хватятся нас… — пробормотал он.
Такко мотнул головой, опустил голову на руки и вскоре засопел. Верен заставил себя держать глаза открытыми. Ещё не хватало заснуть в чужих покоях. Головокружение медленно отпускало.
В гостиной перебирали струны и не смолкал разговор.
— Я помню Таллардов в битве у Ведьминых отрогов! — говорил Оллард. — Тогда они не следовали своему девизу…
— Битва у Ведьминых отрогов была двести лет назад! — напомнил Ардерик.
Ответ Олларда потонул в девичьем смехе. Верен едва разобрал, что битву маркграф помнил, разумеется, по летописям, но это не стоящие внимания мелочи.
— У меня хранится одна старая рукопись, посвящённая этой битве, — голос Элеоноры звучал непривычно мягко. — Ардерик, не поможете принести?
Хлопнула дверь, прямо за спиной послышались шаги, стукнула об пол скамейка, которую явно подвинули к высоким книжным полкам, и Верен запоздало сообразил, что прислонился к двери, ведущей из гардеробной в спальню баронессы. Хмель как рукой сняло — подслушивать чужие разговоры совсем не годилось. Как назло, в гостиной воцарилась тишина, которую нарушал лишь лёгкий перебор арфовых струн. Верен уже примеривался разбудить Такко и выскользнуть из нечаянного тайника, но обомлел от жаркого шёпота, раздавшегося прямо за спиной:
— Приходи сегодня. Твой оруженосец не протрезвеет до утра, мои служанки тоже будут спать. Хочу, чтобы эту ночь ты провёл со мной.
— Не боишься за наследника? — хмуро ответил Ардерик.
— Не бойся. Ничего не случится. Рик, милый, я не могу отпустить тебя просто так. Считай эту ночь моим благословением, моим подарком тебе. На удачу.
Послышались короткий стук сдвинутой скамьи, позвякивание металла и придушённый полустон баронессы, как будто её сжали в объятиях. Вздох, ещё полустон, горячий, сбивчивый шёпот… Верен зажмурился до огненных пятен перед глазами. Казалось, воздух загустел и льнул к телу особенно настойчиво. Можно ли осуждать Рика, что поддался извечной мужской слабости?..
— Нет! — голос Ардерика хлестнул, разрушив морок. — Рассветные силы, я отдал тебе всё! Моё сердце, мою кровь, моё семя! Что ещё тебе нужно?
Баронесса заговорила совсем тихо: не то утешала, не то уговаривала. Казалось, прошла целая вечность, когда хлопнула дверь, и в гостиной снова потёк непринуждённый разговор о славной битве, а дальше — о прочности старого пергамента перед хрупкой бумагой, стойкости чернил и искусстве старых переписчиков… Там рассматривали книгу, и стоило бы взглянуть на военный трактат, но Верен сидел, обхватив руками колени, и не мог даже в мыслях назвать словами то, что связало Адерика с баронессой.