Всё ложилось одно к одному: прогулки по замковой стене, уединённые беседы, гнев барона, безразличие Ардерика к служанкам… А проклятая киноварь? Верен почти затолкал воспоминания о ней в дальний угол, но сейчас они выглянули и настойчиво нашёптывали: твой сотник обрюхатил чужую жену, чуть не отравил её мужа, а теперь рад выдать свой приплод за баронского наследника! Очень хотелось верить, что, говоря о крови, Ардерик имел в виду ту, что проливал в бою, но… Верен опустил голову и уткнулся в колени. Рассветные силы! Вот это они вляпались, вот это ввязались… Что же теперь делать?..
Видимо, он бессознательно застонал: Такко встрепенулся и поднял голову. Подскочил, зачем-то выдернул откуда-то медный таз:
— Совсем худо?
Верен оттолкнул его, мотнул головой. Отпил воды из протянутого Такко кувшина, краем сознания отметил, что, верно, здесь всё нарочно подготовили для тех, кого свалит непривычно хмельное питьё… Умылся над тазом, пригладил волосы мокрой рукой и поднялся, шатаясь.
Поделиться бы с другом, но разве можно выдать чужую тайну? Ещё сболтнёт маркграфу и тогда уже точно не расхлебаешь. Оттого Верен только хлопнул Такко по плечу и выдавил:
— Клятое вино… Перебрал-таки. Не трясись надо мной, уже отпустило. Идём. Не для того в гости пришли, чтобы по углам валяться.
Одна тьма знает, как теперь смотреть в глаза Ардерику и баронессе. Но сквозь смятение пробивалась спасительная мысль: будь Рик заодно с баронессой, не рвался бы так отчаянно на восток.
***
В спальню возвращались молча. Ардерик был мрачнее тучи. Верен и так, и этак прикидывал, стоит ли заводить разговор, но по всему выходило, что только испортит дело.
Затворив дверь, Ардерик повалился на шкуры, не раздеваясь. Верен разворошил в очаге угли, подкинул дров и принялся расстёгивать наплечники сперва на лежавшем навзничь Рике, потом на себе. Огонь пожирал поленья, когда раздался робкий стук.
— Не заперто! — рявкнул Ардерик, едва подняв голову. — Кого там принесла нелёгкая…
Верен встал толкнуть тяжёлую дверь и с удивлением увидел Бригитту. Она была без плаща и обнимала себя обеими руками за плечи поверх низкого выреза платья. Шагнула в проём, не поднимая глаз, и прижалась спиной к стене.
— Чего притащилась? — зыркнул Ардерик. Задержал взгляд на распущенных по плечам локонах, ложбинке груди, показавшейся из-под скрещённых рук, и расплылся в ухмылке. — О, да ты никак развлекать нас пришла!
Верен как в тумане видел, как Ардерик поднялся, пересёк спальню и сомкнул пальцы на девичьей руке. Бригитта ахнула, вывернулась, шарахнулась назад, впечаталась открытой спиной в Верена и снова прижалась к двери. Верен думал недолго — встал между ней и Ардериком, закрывая плечом.
— Ой, да не кривляйся ты, — Ардерик взглянул на Верена в упор. — Можно подумать, ни разу не брал девку на двоих со своим дружком-лучником. Ещё, поди, первым его пускал, чтобы после тебя не провалился! Природа в девках не зря столько дырок понаделала, всем хватит!
Он говорил правильно: глупо беречь ту, которую нарочно прислали греть постель. Рик ещё и делиться собирался, хотя утеха явно предназначалась ему. Будь здесь Грета, лукавая, вечно смеющаяся, Верен слова бы не сказал — вышел в коридор, пока не позвали бы назад. Но Бригитта сзади тряслась и всхлипывала, и нельзя было не заслонить её собой.
— Ишь как схватился, — ухмыльнулся Ардерик. — Думаешь, ей есть до тебя дело? — Его шатнуло, он почти повалился на Верена, но вовремя упёрся рукой в стену, обдавая запахом вина и лука. — Думал, это так просто — получить женщину, что тебе приглянулась? Да она вынет из тебя сердце, выпьет кровь по каплям, иссушит и выбросит! Будет обходить тебя, как пустое место! Будет делить постель с другим, на твоих глазах ходить с ним под руку! А ты не смей ни коснуться её, ни взглянуть! — Он подавил конец фразы, поперхнулся, закусил рукав. Отдышался и выплюнул: — Эх ты, Верен. В верности мне клялся, а девкой поделиться не хочешь.
— Рик, ложись спать, а? — выговорил Верен. — Мы уйдём сейчас… Я… это… тебе, может, позвать кого?.. Ты и раньше отказа не знал, а теперь с тобой вовсе любая ляжет!..
— Любая?! Да пошёл ты, все вы! — выкрикнул Ардерик, оттолкнул его и дёрнул на себя дверь. — Любитесь хоть до весны, мать вашу, хоть на потолке, только попомни, огребёшь ты от этих благородных баб, ох, огребёшь!
Он дёрнул дверь снова, выругался, упёрся ногой в стену, снова дёрнул. Улучив мгновение, Верен толкнул дверь от себя, она легко распахнулась, и Ардерик вывалился в коридор.
Когда его неровные шаги затихли, Верен повернулся к Бригитте, осторожно взял её за плечи и мигом отдёрнул руки — обнажённая кожа обожгла раскалённым углём.
— Чего ты не убежала, дурёха? — спросил он.
— Госпожа до утра не пустит, — прошептала она.
Внутри поднялась злость — на баронессу, которая подослала неопытную, стыдливую девушку не иначе как от обиды, на Рика, на всё разом.
— Оставайся здесь, — мягко сказал он. — И прости Рика. Он не со зла. Он просто…
Просто влюблён в твою госпожу, да так, что голову потерял. Бригитта не попросила продолжать: кивнула, не поднимая глаз. Потом стянула на груди низкий вырез, и Верен, мысленно обругав себя за недогадливость, потянул с крючка плащ.
— Сейчас согреешься, — проговорил он, укутывая девушку. — Попей воды и ложись спать. Никто тебя не обидит.
Бригитта не шевелилась. Верен сжимал вздрагивавшие под плащом девичьи плечи, в голове будто отбивали набат. Он повлёк Бригитту к постели, закусив губу, чтобы не спугнуть хрупкую близость неосторожным движением.
— Я тебя не трону, не бойся, — шептал Верен, укладывая её на шкуры. Горячая волна перекатывалась по бёдрам, в голове шумело, а пальцы никак не хотели выпускать тонкие запястья. — Ложись, а я посторожу. Даже Рика не впущу, не бойся.
Слова обгоняли друг друга. Сколько он не был с девушкой? Да месяца два, с самого Перелома! Верен оторвал от себя Бригитту, как вьюнок, толкнул на постель, уже не стараясь быть нежным, поднялся и шагнул к окну, на ходу стаскивая душившую его безрукавку. Одним ударом сбил щеколду на ставнях, распахнул, прижался лбом к ледяному стеклу, впитывая холод. Ардерик сдержался с красавицей-баронессой, и Верен сможет. Сейчас убедится, что Бригитта в порядке, и оставит её, проведёт ночь в коридоре, мороз нынче невелик…
— Верен, — послышался сбивающийся, почти неузнаваемый шёпот.
Невозможно было не откликнуться, не опуститься перед постелью на колени, не ответить на раскрывшиеся объятия.
— Я обещал, что не трону, — упрямо шептал Верен под сумасшедший стук сердца, мысленно бил себя по рукам, замершим на девичьих бёдрах, тепло которых ощущалось сквозь тонкое платье.
— Ты мне давно приглянулся, — также настойчиво приговаривала Бригитта. Её голос дрожал и захлёбывался, но руки крепко вцепились в рубашку Верена. — Лучше ты, чем под нового гостя подложат… лучше тебе отдам…
Спорить не было сил. Кровь кипела от отчаянного желания одновременно обладать, насладиться и защитить, и всё, на что хватило остатков выдержки — это двигаться медленно, чтобы причинить как можно меньше боли.
Обрывок старого бинта, перепачканный кровью и семенем, догорал в огне. Бригитта спала или притворялась спящей, доверчиво прижавшись, а Верен смотрел в огонь и думал, что теперь точно должен вернуться из похода. Одна тьма знает, как устроить брак служанки баронессы и простого красильщика, но Верен твёрдо верил, что получится: иначе не удалось бы развести себя с ложью, что опутала Ардерика. У него всё будет по-другому. И если вдруг случится ребёнок — Верен позаботился, как умел, но удовольствие накрыло слишком быстро — не оставит его ни за что.
***
Замок спал, умаявшись за день. Окна смежили веки-ставни, опустевшие коридоры окутали мрак и тишь. Только камни в стенах перешёптывались, да поскрипывали полы под незримыми шагами. Такко подбросил дров и потянулся. Как же хорошо! Тепло растекалось по жилам, шло от пламени и прогретой за день стены. За стенкой слышался шорох — маркграф, верно, уже облачился в невероятных размеров чёрный шёлковый халат и сидел над чертежами, ожидая горячей воды. Прислуживать ему, по счастью, не требовалось — Оллард обходился без личных слуг в своём замке и не изменил привычкам.