Выбрать главу

То и дело взлетавшие красные бантики на концах черных кос окончательно увяли. Поверх голов весело пересмеивавшихся ребят она смотрела в окно. В окне видно было небо, маленький, в ладошку, светло-голубой кусочек. Дома они в это время бежали бы с Надьхаю сломя голову вдоль железной дороги, прыгали бы, смеясь, со шпалы на шпалу, пока рельсы не свернут в сторону, потом кубарем скатились бы с насыпи вниз, на траву, и, бросившись навзничь, лежали бы и долго-долго смотрели в голубое небо — до тех пор, пока не заболят глаза…

Раздался звонок. Дежурный выгнал всех в коридор. Выгнал и Кати, которая дольше всех задержалась в классе, — все сидела, опустив голову на руки, и смотрела не отрываясь на клочок неба за окном.

Высокая девочка с косами — волосы у нее были заплетены совсем как у Кати — тоже выходила из класса с опозданием. Глазищи у нее были что пуговицы от пальто. Она подняла свои глаза-пуговицы на Кати и сказала:

— Привет!

— Привет! — отозвалась Кати и бросилась вперед.

— Не лети, — остановила ее девочка.

Кати задержалась в дверях.

— Меня зовут Мари Гараш, — сказала большеглазая, догнав Кати. — Смотри, а у нас с тобой ленты совсем одинаковые!

— Ага! — кивнула Кати и спросила: — Ты знаешь, кто это там, на картине?

— Который? Тот, что с усами? — уточнила Мари.

— Нет, вон тот, в фуражке, — показала Кати на фотографию в золотой рамке.

— Так ты и этого не знаешь? — ужаснулась Мари Гараш. — Это же Гагарин! Который к звездам летал!

— Ну и проваливай! — буркнула Кати и отвернулась.

Она страшно рассердилась. И не в том вовсе дело, что на ее вопрос Мари сказала: «Ты и этого не знаешь!» Если б знала, не спрашивала бы, ясное дело, но за нос себя водить она не позволит! К звездам он, видите ли, летал! Еще чего придумает! На крыльях может человек взлететь к звездам, про это Кати и сама уже слышала, но чтоб вот этот, в простой солдатской фуражке… Надо же такую чушь выдумать!

Но на следующем уроке она все же то и дело поглядывала на фотографию. Уж очень уверенно смотрит молодой военный на классную доску, — может, большеглазка все-таки правду сказала?

А только зря этот военный улыбался, глядя на доску; тетя Дёрди написала там такой сложный пример на умножение, что Кати уж и не чаяла дожить до звонка.

На этот раз она первой вылетела из класса, чтобы не слышать, как командует дежурный и гонит всех вон. Она остановилась в оконной нише и стала смотреть во двор. Пересчитала деревья, потом кусты, потом опять деревья, потому что забыла, сколько насчитала.

Коняшка остановился возле нее и хотел что-то сказать, но Кати не замедлила посоветовать ему:

— Иди-ка ты к черту!

Мальчишка исчез.

Уголком глаза Кати следила за одноклассниками. Почти все собирались завтракать и вынимали из салфеток или прозрачных нейлоновых пакетиков принесенные с собой бутерброды. У Борбалы Феньо между кусочками хлеба виднелся краешек колбасы. Кати проглотила слюну. Вот смешно: всего только два часа назад она съела на завтрак большущий кусок хлеба с маслом, но сейчас, когда все вокруг стали закусывать, у нее просто живот подвело от голода. А ведь дома она, бывало, добиралась восвояси лишь под вечер, прослонявшись целый день с ребятами, и никому из них в голову не приходило, что надо бы подкрепиться!..

И тут к ней опять подошла Мари.

— Ты не принесла с собой завтрак? — спросила она.

— Нет.

— Хочешь хлеба с маслом?

Кати в знак согласия небрежно передернула плечами.

— Отламывай! — протянула ей свой кусок Мари.

Кати протянула руку, но Мари вдруг отшатнулась.

— Ух, какие грязные у тебя руки! Поди помой сперва.

— Да мне и есть совсем не хочется! — воскликнула Кати. — А ты проваливай отсюда, слышишь?

В этот день она ни с кем больше не разговаривала.

5

— Пусти, пусти меня, я больше не буу-у-ду! Ой-ой! — во всю глотку вопила Кати и, вырвавшись, выскочила во двор.

Тетя Лаки выглянула из своей двери.

— Да оставьте уж ее, — добродушно сказала она папе, который все еще молотил Кати по спине.

С третьего этажа свесилась голова прислуги доктора Шоша.

— Ну и народ! — громко вздохнула она и изо всех сил хлопнула дверью.

Даже кошка, завидев рассвирепевшего Катиного папу, испуганно шмыгнула в подвал.

А ведь всему виной папино тщеславие. Вот и дома Надьхаю всегда твердили, что папа тщеславный. Ну зачем он пошел здесь работать в такую мастерскую, где даже телефон есть? Зачем в мастерской вязальщиков корзин телефон? Совсем это лишнее! Ведь ясно как божий день — не будь там телефона, каким образом тетя Дёрди позвонила бы папе и сообщила ему, что Кати вот уже неделю не является в школу?