Но это был именно Джим, и спора быть не могло. Мою радость может понять лишь тот, кто, как и я, не видел Землю около четверти века и поэтому растерял всех своих прежних знакомых.
— Привет, Джим, — выкрикнул я, все же боясь, что ошибся.
Он повернул ко мне свое массивное оплывшее лицо, долго всматривался в меня, а потом вдруг совсем по-мальчишески резво, как будто не прошло этих двадцати с лишним лет, вскочил с табуретки и тут же навалился на меня сбоим грузным телом.
— Джордж, родной! А ведь я думал, что ты давно погиб на этой злосчастной 87-й станции, — пыхтел он, дыша на меня отличным черным пивом, о котором мы на этой «злосчастной» не могли мечтать. — И выглядишь ты прекрасно. Все так же подтянут и бодр в отличие от меня, разве что только немного поседел.
— Сам понимаешь, годы есть годы. — Я смотрел на своего бывшего школьного друга, прекрасно понимая, что, несмотря на все свои перипетии, выгляжу куда моложе его. — лучше скажи, что с тобой-то произошло? Надо же, ты и пиво. Никогда бы ни за что не поверил. Ведь ты даже после выпускных экзаменов отказался плть его вместе с нами. Да и когда меня провожали, ты был стоек. Ведь ты же раньше терпеть его не мог.
— Раньше, раньше… И ты бы его пил, как я, черт возьми, — сказал Джим, вытирая платком потное лицо. — Если бы жить хотел. Поверь, пил бы как миленький почем зря.
Я удивленно поднял брови, еще не понимая, что он имеет в виду.
— Ты что же, дорогой, думаешь, вам только трудно бывает? Посмотрел бы я на тебя, если бы у тебя в лаборатории сразу три плазмотрона подряд рвануло. Конечно, может быть, ты и крепче, но у меня сердце сдало сразу. Наверно, так бы и помер от всех этих неприятностей, если бы не Майк. Ты наверняка помнишь его, рыжий такой, заумный. Теперь крупнейший медик. Вот он-то и посоветовал тогда к мотору моему, то есть к сердцу, стимулятор поставить. Знаешь, штуковина такая с проводками. Под кожу ее вшивают и к сердцу подсоединяют, чтобы оно лучше работало, я было послал Майка — какие уж там стимуляторы, когда я и уколов-то всю жизнь боялся. А тут тебя каждые пять лет резать будут, чтобы заменить какую-то идиотскую батарейку, без которой этот проклятый аппарат работать не будет.
Вот тут рыжий Майк и предложил мне отказаться от батарейки вовсе. От кого-то он там узнал, что обыкновенное пиво не хуже любой батарейки. Только опусти в него два лектрода. Сначала было я ему не поверил, но он мне доказал. Помню, сначала какие-то схемы показывал, формулы. А потом даже радиоприемник, который от обыкновенной банки с пивом работает. Короче говоря, согласился я. Терять-то вроде нечего было, а жить хотелось.
Вшил он мне эти электроды в желудок, и теперь, если хочу, чтобы сердце работало, надо, чтобы стимулятор действовал постоянно. А для этого приходится пить пиво чуть ли не круглые сутки. Я и раньше-то его терпеть не мог, а теперь и вовсе ненавижу, вот так, операций побоялся и вынужден всю жизнь мучиться. Но что поделаешь, жить-о надо… — И он, поморщившись, выпил еще одну банку пива.
Я смотрел на Джима, отпивая пиво небольшими глотками. И делал я это в свое удовольствие, а не потому, что это было необходимо.
Конечно, там было трудно, чертовски трудно на этой проклятой 87-й, но в глубине души я все же знал, что, если будет невмоготу, смогу плюнуть на все и улететь обратно, хотя, несмотря ни на что, я этого так и не сделал. И черт с ним, что там не было холодного пива, а даже если бы оно и было там, в нестерпимой жаре, с которой даже не всегда справлялись кондиционеры, я пил бы тогда, когда захотел, а не так, как Джим. Невольно подумалось, что мне на этой злосчастной 87-й было легче.
Мервин Дж. Хастон
Говоря откровенно…
Нужда в ремнях безопасности на самолетах чисто психологическая. Предполагается, что они спасут вашу жизнь, если что случится. Чистейший вздор! Ведь в таких случаях самолет рассыпается, и все! Единственный смысл ремней, может быть, в том, что они сумеют в данной ситуации удержать ваши внутренности в куче.
Не подумайте, будто я трушу, оказавшись в самолете. Нет, сэр, меня при этом наполняет сущий ужас. Думаю, это перешло ко мне по доминантному гену от семейства моей матери. Дядя Джордж говорил обычно, что сам стал бы летать, если можно было в то же время одной ногой оставаться на земле. Я сделан из того же теста. Единственное, что дает мне возможность, обливаясь холодным потом, переносить взлеты и посадки, — это деления римских чисел в уме. Могу и вам порекомендовать. Попытайтесь как-нибудь разделить CDXXIV на MLIXX, и увидите, что у вас получится.