– Его Настоящее Имя?
– Нет, его-то я помню… – тут Сокол сделал паузу, и на некоторое время воцарилась абсолютная тишина.
– На Хавноре его звали Коб, – продолжил маг изменившимся осторожным тоном. Уже стемнело, и выражение его лица разглядеть не удалось. Аррен увидел, как он повернулся и устремил свой взор к желтоватой звезде, поднявшейся теперь еще выше над волнами и разбросавшей по ним тоненькие, словно паутинка, золотые лучики. Спустя некоторое время Сокол сказал:
– Порою, даже бодрствуя, мы вдруг оказываемся лицом к лицу с тем, что давным-давно позабыто, и произносим слова, которые кажутся нам чушью, ибо мы боимся разглядеть их подлинное значение.
Глава 6.
Лорбанери
Через десятимильное пространство сверкающей на солнце воды Лорбанери казался зеленым-презеленым, словно яркий мох на раковине фонтана. По мере приближения сквозь зеленую пелену проступили листья и стволы деревьев, отбрасывающие тень, дороги и дома, лица и одежда людей, пыль – словом, все, что присуще любому острову, на котором живут люди. И все же он, несмотря ни на что, оставался зеленым, ибо каждый акр земли, который не был застроен или отдан под дороги, занимали низенькие деревца с округлой кроной. Их листьями питались червячки-шелкопряды, выделения которых скручивали в нить, затем делали из них ткани мужчины, женщины и дети Лорбанери. С наступлением сумерек воздух кишел небольшими серыми летучими мышами, что питались червячками. Они съедали многих, но оставались безнаказанными, ибо ткачи считали, что убийство серокрылых летунов – крайне дурная примета. Ведь раз люди живут за счет червячков, рассуждали они, значит и у крохотных летучих мышей, несомненно, есть на то право. Смешные домишки с расположенными наобум оконцами и соломенными крышами сплошь покрывал зеленый ковер лишайника и мха. Это был процветающий остров, впрочем, как и все острова Предела, что, казалось, подтверждали ярко раскрашенные, добротно построенные дома, большие прядильные колеса и ткацкие станки в коттеджах и мастерских, каменные причалы миниатюрной гавани Сосары, где могли пришвартоваться несколько торговых судов. Однако в ней не было торговых галер. Краска на домах выгорела, отделка давно не обновлялась, а большинство колес и станков бездействовали, покрытые пылью и заросшие паутиной, тянущейся от педали к педали, от основы к станине.
– Волшебники? – переспросил мэр Сосары, низенький человечек с лицом столь же грубым и темным, как и подошвы его босых ног. – На Лорбанери нет волшебников. И никогда не было.
– Кто бы мог подумать? – удивленно воскликнул Сокол. Он сидел вместе с восемью-девятью жителями деревни, прихлебывая настойку из ягод харбы – некрепкий горьковатый напиток. Ему пришлось сказать им, что он ищет в Южном Пределе камень эммель, но Сокол не стал скрывать под маской ни свою внешность, ни лицо своего спутника. Аррен лишь спрятал свой меч в лодке, а Сокол сделал невидимым прихваченный с собой магический посох. Островитяне встретили их угрюмо и враждебно и были готовы в любой момент вновь вернуться к этому состоянию. Лишь находчивость и авторитет Сокола покуда удерживали их.
– Судя по деревьям, у вас здесь, должно быть, имеются прекрасные садовники, – сказал он. – Как они оберегают сады от поздних заморозков?
– Да никак, – ответил тощий мужичок с того конца шеренги жителей деревни. Они все сидели в ряд под соломенным навесом, привалившись спинами к стене постоялого двора. У их босых ног барабанил по земле сильный, но теплый апрельский дождик.
– Опасен дождь, а не мороз, – сказал мэр. – Гниют коконы шелкопрядов.
Но остановить дождь человек не в силах. Да никто и не пытается сделать это.
Он был агрессивно настроен по отношению к волшебству и чародеям; остальные, казалось, не разделяли его категоричности.
– Пока старик был жив, – сказал один из них, – в это время года дождя, как правило, не было.
– Кто? Старый Милди? Да, его уже нет в живых. Он умер, – подтвердил мэр.
– Его обычно звали Садовником, – сказал тощий. – Да, Садовником, – подхватил другой, и опустилась непроницаемая, словно пелена дождя, тишина. Аррен сидел за окном единственной комнаты постоялого двора. Он снял со стены висевшую там старую лютню – трехструнный инструмент с длинным грифом, широко распространенный на Острове Шелка, – и теперь тихонько наигрывал на ней, стараясь не перекрывать стук капель дождя по соломенному навесу.