Да это было и ни к чему, ибо они не узнали ничего нового. Весь день ушел на разговоры с людьми, что добывали сырье для красителя, и на приобретение у них после отчаянной торговли нескольких кусочков камня, который и был, по их словам, эммелем. Когда они с последними лучами обжигавшего их шеи и затылки солнца вошли в Сосару, Сокол заметил:
– Это голубой малахит, но я нисколько не сомневаюсь в том, что даже в Сосаре никто не знает, в чем отличие.
– Люди здесь какие-то странные, – сказал Аррен. – Эта их неспособность отличать одну вещь от другой проявляется во всем. Помнишь, как один человек упрекнул старейшину прошлым вечером: «Ты не в силах отличить подлинную лазурь от голубоватой грязи…» Они все валят на дурные времена, но не знают, когда эти времена наступили; понимают, что делают халтуру, но не пытаются исправить положение. Они даже не видят разницы между ремесленником и заклинателем, между творением рук человеческих и искусством магии. Похоже, что в их головах отсутствуют четкие представления о форме, индивидуальных отличиях и цвете вещей. Для них все едино.
– Да, – задумчиво произнес маг. Вот уже некоторое время он шел, втянув голову в плечи, словно ястреб. Несмотря на небольшой рост, шагал он размашисто.
– Что же они утратили?
– Вкус к жизни, – не колеблясь ответил Аррен.
– Ты прав, – вновь согласился Сокол после некоторого размышления.
Немного промолчав, он продолжил:
– Я рад, что ты в состоянии мыслить самостоятельно, парень… Я чувствую себя усталым и поглупевшим. Что-то гложет мое сердце с самого утра, когда мы разговаривали с той, кого некогда звали Акарен. Мне не по нраву запустение и распад. Я не желаю иметь никаких врагов. А если уж это неизбежно, то мне абсолютно не хочется гоняться за своим врагом, находить его и встречаться с ним лицом к лицу. Если уж кто-то вынужден выйти на охоту, то призом должно быть сокровище, а не всякая мерзость.
– Значит, наш враг – одиночка, – сказал Аррен.
Сокол кивнул.
– Когда она упомянула о Великом Человеке, Повелителе Теней, то…
Сокол снова кивнул.
– …мне пришла в голову эта мысль, – закончил маг. – Мне кажется, мы должны добраться не только до какого-то определенного места, но и до конкретной личности. Опустошение, охватившее остров, утрата мастерства и гордости, беспросветность жизни – все это работа некоей злой воли. Но она ни на секунду не задержалась здесь, даже не заметив ни Лорбанери, ни, тем более, Акарен. След, который мы взяли – это полоса разрушений, как будто мы бежим за мчащейся с горы телегой и видим колею, оставшуюся за ней.
– Не могла ли она – Акарен – рассказать тебе еще что-нибудь об этом враге: кто он такой, откуда взялся и что являет собой?
– Без сомнения, могла бы, но не сейчас, – ответил маг мягко, но весьма решительно. – При всем своем безумии она не утратила магической силы. По правде говоря, в ее безумии и заключается ее магическая сила. Но я не желаю любой ценой добиваться от нее ответа. Она слишком много страдала.
И он зашагал дальше, немного покачиваясь, словно сам испытывал нестерпимую боль и пытался избавиться от нее. Услышав топот ног по дороге позади них, Аррен обернулся. К ним со всех ног мчался какой-то человек. До него было еще далеко, но он быстро приближался. Дорожная пыль и его длинная нечесаная шевелюра создавали вокруг него в неверном свете заходящего солнца некий красноватый ореол. Его длинная тень причудливо скакала по стволам растущих у дороги деревьев.
– Эй! – кричал он. – Подождите! Я нашел! Я нашел это!
Он стремительно подбежал к ним. Рука Аррена сперва рванулась туда, где должна была находиться рукоять меча, затем – к потерянному в Хорттауне ножу и, наконец, сжалась в кулак – и все это за каких-нибудь полсекунды. Он нахмурился и шагнул вперед. Человек был высок – на голову выше Сокола – и широкоплеч. Он тяжело дышал и что-то бессвязно бормотал, тараща горящие безумием глаза.
– Я нашел это! – захлебываясь, твердил он, пока Аррен не попытался взять контроль над ситуацией в свои руки, спросив его жестким угрожающим тоном:
– Что тебе нужно?
Человек попытался обойти его и приблизиться к Соколу. Аррен вновь встал на его пути.