Можно было бы подтянуть обе батареи к началу немецкой атаки, можно. Только слишком стремительно развивались события с самого утра. Ещё пару часов назад в Казинке стояли наши, держались на подготовленных позициях, контратаковали… а уже сейчас немцы прут прямо на нас. Хоть не одни дерёмся, стрелковый батальон вон уже минут 20 воюет!
Два орудия на два танка, расклад равный. У немцев, правда, ещё расчёты противотанковых пушек показались, зато на станции притаился цельный бронепоезд. Да. Только вот вооружён он всё теми же трёхдюймовками (не зенитными, гораздо менее мощными), а фрицы за Казинкой уже развернули батарею полковых гаубиц (бляха муха, у них даже полковая артиллерия представлена гаубицами, не говоря уже о дивизионной; как с ними воевать-то?!). Перед атакой гитлеровцы неплохо так прошлись по позициям батальона, и рискни экипаж бронепоезда высунуться сейчас, он лишь обречёт себя на бесцельную гибель. Нет, команда бронепоезда вступит в бой, если фрицы прорвутся на станцию: гаубицы не смогут вести огонь, не накрыв собственной пехоты.
…Руки судорожно сжимают маховик поворотного механизма. Повинуясь тихим командам сержанта, я медленно поворачиваю орудие, ведя «свой» танк. Ну, когда же… Не в силах сдерживать волнение, я на секунду оглядываюсь на других членов расчёта, своих боевых товарищей. Все они волнуются, крайняя степень напряжения и ожидания написана на их лицах, но не трусит никто. Ещё бы, уже сколько раз под бомбёжками были! А сейчас нам противостоят не скоростные самолёты, а «всего лишь» тихоходные танки. Пускай и смертоносные…
Расчёт зенитного орудия — это элита среди артиллеристов. Нельзя сравнивать нас с обслугой противотанковых пушек, что несут самые большие потери, но воюют на мелких, легкоуправляемых сорокапятках (там только один наводчик, от которого в основном и зависит исход боя). И уж тем более с расчётами полковых пушек и гаубиц, зачастую ведущих огонь по секторам, да с закрытых позиций. Нет, у нас каждый член расчёта — это важнейшая единица, без которой боя не проведёшь. Два наводчика (по вертикали и горизонтали), два прицельных (по дальности и по скорости, углу пикирования) и заряжающий, что должен успевать вставлять в пазы 5-патронные обоймы, пока зенитка бешено вращается. Без подачи же боепитания перестанет работать автоматика, и орудие замолчит.
Наши действия должны быть предельно слаженными и чёткими, мы представляем собой сложный боевой организм. А потому не по службе отношения внутри расчёта очень тёплые, практически семейные. И я рад, что каждый член моей семьи готов к бою. Так что посмотрим, кто сильнее: боевое братство советской артиллерии или автоматизм немецких танкистов.
Сержант, ну когда же ты уже скомандуешь…
Вся эта бравада, все посторонние мысли — это лишь попытка отвлечься от липкого, разъедающего душу страха. У зенитчиков обычно нет передовой в привычном понимании этого слова, наш фронт — это небо, и мой экипаж, на счету которого уже два немецких пикировщика, достойно себя проявил.
Вот только сегодня мы оказались именно что на передовой…
Метров 380… ну же, когда начнём!
Один из танков в очередной раз делает «короткую» (двух-, трёхсекундную остановку, чтобы довести орудие и выстрелить), и я в одно мгновение понимаю, что это будет «наш» выстрел. В груди вдруг образуется пустота; одновременно я начинаю видеть так, как никогда раньше в жизни не видел. Или мне только кажется? Но как же ещё можно объяснить, что я разбираю номера на борту немецкой машины, что явственно вижу жерло орудия, нацеленного словно на меня одного!
— Огонь!!!
Яростная команда сержанта перекликается с грохотом зенитного автомата, отправившего в цель первую пятёрку бронебойно-трассирующих снарядов. Немец выстрелил чуть раньше, но выпущенный им осколочный с диким воем рассёк воздух метрах в десяти слева и взорвался уже за спиной.
— Быстрее снаряды!
Наша первая очередь также не слишком точна, болванки лишь пропахали борт башни, оставив на броне светящиеся от жара малиновые полосы. Но преимущество автомата в гораздо большей скорострельности; «тройка» лишь успела тронуться, прежде чем поймала ещё пяток снарядов в лоб корпуса. Танк сильно дёрнулся, словно налетел на гигантскую стену; секунду спустя открылся единственный люк, из которого тут же густо попёр дым. Следом показался будто бы пьяный человек — до того неточны его движения. Он сумел перебросить своё тело через борт машины, но через мгновение из люка ударила тугая струя пламени. Дикий, нечеловеческий крик, наполненный болью, резко ударил по ушам…