Сильный взрыв отвлёк моё внимание от погибающего в огне экипажа (хоть и враги, но смерть жуткая) и заставил обратить внимание на второй танк. Но, видимо, «соседям» повезло больше: вражескую машину словно разорвало изнутри, а башню так вообще отбросило взрывом. Очевидно, очередь бронебойных снарядов прошила её более тонкую бороню и попала в боеукладку, вызвав детонацию снарядов.
Как там говорил Александр Невский? «Кто с мечом к нам придёт, тот от меча и погибнет!» Учите историю, псы немецкие!
Оба фашистских танка горят яркими, чадными факелами. Жар огня, поглощающий остовы боевых машин, столь страшен, что достаёт до наших позиций; я ощущаю его кожей лица.
Зенитчики без промедления перенесли огонь на поле, ударив по пулемётным расчётам. Немецкое наступление, лишившееся главной ударной силы и огневого прикрытия, в одночасье захлебнулось.
Удобный момент. Я уже предчувствую нашу контратаку; руки до боли стискивают цевьё винтовки и ложе приклада. Кровь бьётся в висках так, что я буквально слышу удары своего сердца.
— РРРО-О-ТА-А! ЗА РРРОДИНУ!! ЗА СТАЛИНА!!! УРРА-А-А-А!!!
Старлей бросается вперёд. За ним, бешено крича и матерясь, поднимаются красноармейцы. Всеобщий порыв столь заразителен, что я даже не заметил, как покинул свою ячейку. Лечу вперёд, раззявив рот в диком, беззвучном крике.
Ярость, охватившая бойцов, объяснима: сколько мы ждали немцев, сколько готовились — и всё равно они ударили неожиданно, всё равно прорвались. И если бы не зенитчики, как пить дать, враг выбил бы нас со станции. Кто-то из моих сослуживцев уже погиб, многие вскоре погибли бы — слишком грамотно и умело воюют немцы, словно бесстрашный и бездушный механизм.
Но стоило им лишь на мгновение сбавить натиск, дрогнуть — и давящее, безусловное превосходство врага куда-то исчезло. Страх, который я гнал от себя бешеной (и наверняка неточной) стрельбой, страх, который мешал целиться и заставлял выть по-звериному, от ужаса, — он переродился в дикую, всепоглощающую ярость. И сейчас, пробиваясь к врагу по снегу, каждый из нас одержим лишь одним желанием — дотянуться до немца, насадить на штык, дотянуться до следующего немца…
Мы бежим не пригибаясь, в рост. Мы видим лица своих врагов — и теперь уже на них написан страх смерти. Где-то в груди рождается звериный рык, рвущийся наружу. Сейчас, твари, сейчас…
Немцы встречают нас плотным пулемётным огнём, меткими винтовочными выстрелами. Вокруг меня, словно натолкнувшись на невидимую преграду, падают товарищи — ещё с детства знакомые ребята. В сердце вновь забирается ужас — дикий, первобытный ужас скорого конца.
Но он не бросает меня назад, нет. Он даёт силы пролететь последние несколько метров, разделяющих нас с врагом.
— А-а-а-а!!!
Зло оскалившись, дюжий, крепкий немец (головы на полторы выше) вскидывает карабин. Дуло винтовки смотрит прямо на меня — а я бегу на врага, словно заворожённый, не в силах свернуть в сторону, отскочить, нырнуть вниз.
Крохотная вспышка пламени заставляет на секунду зажмурить глаза.
Всё?!
Кожу на шее крепко так обжигает. Но я не сворачиваю и не замедляю бега.
— Ннна-а-а!!!
Игольчатый штык вонзается в живот фрица. Человеческая плоть сопротивляется металлу, винтовку ощутимо дёрнуло, но я всё же сумел удержать её в руках. Трёхлинейка погрузилась в тело врага по самую мушку.
Невольно поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с противником. Какая же мука написана на его лице, какую же боль оно отражает! Изо рта обильным ручьём течёт кровь, а василькового цвета глаза будто тухнут — жизнь стремительно покидает врага. На мгновение меня словно парализует.
Ударившая слева автоматная очередь приводит в чувство. Бой не окончен, нечего раскисать!
…Наши не добежали до противника какой-то десяток метров. Но немецкие пулемётчики в буквальном смысле ставят перед собой стену свинца; унтеры, поддерживающие своих автоматным огнём, чётко организуют подчинённых.
Стоящий в десяти метрах фриц разворачивается в мою сторону. Какой-нибудь фельдфебель — именно командиры немецких отделений вооружены пистолетами-пулемётами МП-38/40. Да, я могу это определить — нас хорошо учили командиры, хлебнувшие лиха под Смоленском. Они-то и рассказывали о достоинствах и недостатках трофейного оружия, советовали использовать фрицевские автоматы только в ближнем бою — свыше 100 метров они никакой точности не имеют. Убеждали получше освоить родную трёхлинейку — оружие надёжное и точное.