Выбрать главу

– Иди. – Никита отступил, дал Паше проход. – Приведи его в чувство. Он по-русски, кстати, кумекает?

Паша сглотнул, сделал шаг и встал у входа. Японец сначала не отреагировал, но потом резко поднял лицо! Глаза его округлились а челюсть отвисла, показались давно немытые зубы.

Голос Паши задрожал, словно он разговаривает со щенком, угодившим в беду:

– Япончик, дорогой… Идём! Идём… Ты свободен…

Не говоря ни слова азиат сделал движение подняться… но вдруг резко сел обратно, словно побитая собака, ждущая новых тычков. Паша махал к себе уверенно и терпеливо и через сколько-то мгновений японец всё-таки решился выползти. Ноги держат его плохо, а руки смотрятся тонкими, словно у человека, голодающего не первую неделю.

– Поговори с ним. – От лёгкой растерянности Никита почесал нос и отвернулся. – Объясни, если сможешь, что нас ему бояться нечего… Эй, а ну стой!

Паша с японцем резко оглянулись на Никиту, а тот сорвался, как с низкого страта, уже догоняет улепётывающего пленника! Гарик несётся, как олень, за один шаг делает два. Даже связанные руки ему не мешают: он запросто перепрыгнул через поваленное дерево, хотя то дотянуло бы ему до пояса.

– Хватай! – Напрочь позабыв об азиате Паша кинулся вдогонку. – Лови его!

Уже пробежали метров двести, а Гарик всё несётся и несётся и не думает уступать! Никита не сдавался, гнал до рези в боку, до удушающей горло отдышки. Когда до дороги, с которой свернули, осталось уже совсем немного, Гарик вдруг запнулся и неловко кувыркнулся через себя. Как-то даже смешно он пропахал носом землю. Вскочил, правда, тут же – от страха он не чувствовал ни боли ни усталости. Никита всё-таки успел его настигнуть, навалился, как медведь на барсука, стоптал. Паша подбежал чуть позднее и с силой пнул поваленного в бок, так что тот задохнулся от боли.

– Ах ты мразь! – Паша схватил Гарика за грудки и врезал в челюсть. – Куда собрался, гадина?!

Никита встал, отряхнулся, мысленно перепоручил пленника приятелю.

– Пойдём… – просипел он между вздохами. Его ладонь смахнула пот со лба. – Давай обратно в лес, тут нас могут заметить.

– А ну иди! – Паша стал нещадно лупить Гарика по всему, до чего только может дотянуться. – Вперёд рули, скотина!

С руганью и понуканиями вернулись к машине, где Никита с облегчением нашёл ожидающего их японца. Всю дорогу он оглядывался, боясь увидеть на хвосте погоню, а вперёд смотрел, боясь обнаружить, что азиат сбежал и теперь его где-нибудь поймают, после чего сразу-же выйдут на их стоянку…

– Хватит, не бей его так, – обрадованный наличием японца, Никита повеселел, – а то он и двух слов связать не сможет. Я ещё хочу его кое о чём расспросить…

– Лады! – Паша с оттягом зарядил Гарику в живот, от чего тот аж рот открыл и язык высунул. – Он твой. Только оставь его напоследок мне, хочу спросить с него за всё. Может от тайничка ещё чего-нибудь, да осталось…

Он отпустил пленника – тот сразу же свалился на землю и скрючился в позе эмбриона. Никита заметил, что японец смотрит на Пашу и Гарика с непониманием, но помалкивает, что-то для себя запоминает.

– Я пока диалог с братишкой налажу. – Всё ещё часто дыша и вытирая с шеи пот, Паша достал смартфон. – Он по-нашему не разумеет, придётся переводчик юзать.

– Давай-давай… – Никита кивнул, он не отрывал взгляда от скорченной фигуры. – Расскажи ему про всякое… Я тебя позову.

Случайно ли, или же понимая, что Никита хочет остаться с пленником наедине, Паша ухватил японца за плечи и отвёл в сторону, за машину. Потом спешно вернулся, залез в кузов, достал два оказавшихся пустыми ящика и унёс с собой.

Лицо Гарика заплывает. Кожа вздувается шишками, краснеет, где-то наоборот синеет. Из носа течёт струйка крови. Иногда он кидает на Никиту взгляд наполовину скрытого за опухшей бровью глаза, поспешно отводит, морщится, потом снова кидает, очевидно, подыскивая слова для разговора.

– Ну… – Никита присел на корточки, его голова склонилась набок. – Давай рассказывай, Гарик… Рассказывай мне всё, что знаешь. Можешь начинать.

Глаз спрятался, снова открылся и посмотрел на Никиту с такой злобой и в то же время безумной надеждой, что тому стало неловко. Впрочем, лицом Никита остался холоден. Нахмурившись, он ткнул в связанного пальцем, с силой надавил на опухшую бровь.